Г. Гребенщиков

В некотором царстве

се вы, мои друзья и соотечественники, как те, которые когда-либо дышали родным воздухом или задыхались в нем, так и те, которые о нем тоскуют, -- всякий из вас имел детство и, вспоминая его снова, в минуты ли тоски по родине, в часы ли унижений и обид дома или в чужих краях -- всякий из вас вспоминает это тихое, задумчивое и вдохновенное начало всех когда-нибудь слышанных сказок:

-- В некотором царстве, в некотором государстве...

Чаще всего, конечно, это сумеречный вечер и заснеженные вьюгой улицы, и наряженные в белые снеговые чепчики столбы и колья деревенского двора, покрытые кружевным инеем стекла изб, и нежный, сдержанный зов коровы, которая зовет запоздавшую в домашних хлопотах свою хозяйку, чтобы отдать ей молоко.

Подойник дымится пахучим парным молоком, и еще теплое, пахнущее коровою, оно щекочет обоняние.

Шуршит у порога принесенный дедушкой для вытирания ног клочок свежего сена, и пахнет от него засохшими цветами летних месяцев, и воскресают воспоминания о сенокосе.

Еще не зажжен свет в избе, еще отчетливо белеет грузная и всегда теплая, как будто дышащая, печь в углу и манит на себя зазябшую и чем-то рассерженную бабушку.

Долго не идет отец ужинать. Все возится со скотиной или во дворе, или запоздал в лесу с дровами.

Бабушка берет с полатей прялку, нащупывает веретено, и рядом с белою куделей у прялки становится белокурая головка маленькой сестры.

Она просит бабушку чуть слышно, и опять о том же, о чем просила вчера, и не верит суровому ответу:

-- Ой, не до сказок мне, касатка...

Но вот зажгли светец, поели, покалякали, и бабушка подобрела. Ее веретено забегало на тонкой нитке и запело ровным, вкрадчивым, раздумчивым баском:

-- Ну, вот... В некотором царстве, в некотором государстве, на ровном месте, как на скатерти, жил-был...

О, вы помните, как трепетно сжималось, затихало сердце, как напрягались слух и память -- чтобы ничего не выронить, не пропустить: кто там выплывет в лазоревом, неведомом, но таком ярком и всем по-своему рисующемся "царстве"?

Да, я знаю: теперь не так легко мне вас увлечь старой сказкой, потому что вы уже давно разведали и увидали, что это за царство, которое маячило вам призрачными далями в минувшем детстве.

Теперь вы сами участники самой сильной, самой занимательной и подлинной, не сочиненной, не рассказанной, а совершающейся наяву и страшной сказки-были.

Не эту ли сказку в отдаленном будущем станут рассказывать нашим потомкам, как нескончаемую цепь занятных вымыслов и небылиц?

Но я не буду вас обманывать, не буду украшать некрасивое и не буду пугать не страшным и привычным.

Я буду вам рассказывать о той многообразной правде, которая когда-то будет сказкой, потому что эту правду выносят на своих плечах дети, будущие бабушки и дедушки, будущие -- вы.

Каков будет конец -- это они узнают. Каковы будут разгадки -- лишь они поймут. Лишь они расскажут, как в некотором царстве, в великом славном государстве, не на небе, на земле, жили-были пятилетние и семилетние и девятилетние славные и храбрые, непобедимые русские богатыри...

Впрочем -- попросту и по порядку я хочу вам рассказать о русских детях, в надежде, что меня вознаградят своим вниманием и взрослые и дети.

Взрослых я зову к раздумью о будущем, которое суть -- в детях. Детям же я приношу все мои скорби, радости и упования.

1917--1921 гг.

Травка
Гномы
Ладушка
Бестолковый старичок
Под ногами толпы
Анюта
"Америка"


Hosted by uCoz