ЧУРАЕВКА

Штат Коннектикут, США

Село родное Каменевка,
Я знаю, нет тебя давно,
Как будто в карты проиграли
Тебя в столичном казино.

Как молодого дуэлянта
Тебя ждал гибельный исход,
И ты исчезла как Атланта
Под грудой щебня и пород.

Не уберег тебя Всевышний,
Не по своей, видать, вине,
И ты, родная, стала лишней
На нашей маленькой земле.

Родник, Крещенка - все былое,
Ушло, исчезло без следа,
Гребенщиков - земляк такое
Не мог подумать никогда.

И все ж в Америке далекой,
Как будто все предугадав,
Он сделал копию поселка,
Ее Чураевкой назвав.

Николай Крючков.
(Земляк Г.Д. Гребенщикова).

Деревня Чураевка основана в С.Ш.А, штат Коннектикут, в 1923 году. Так, по крайней мере, утверждает дорожный указатель при въезде в это русско-американское поселение.

Достоверно установлено, что Георгий Дмитриевич и Татьяна Денисовна Гребенщиковы прибыли в Америку 23 апреля 1924 года. К этому времени упомянутое русское поселение у слияния двух речек Помпераг и Хусатоник уже существовало. Носило оно какое-то другое название и состояло всего из нескольких домов, используемых их обитателями лишь для летнего отдыха. Одним из первых поселенцев этих мест был граф Илья Львович Толстой. Ему Георгий Дмитриевич Гребенщиков обязан посещением этих мест и начинанием русской колонии в Америке.

Сын великого Толстого, сам большой литератор и прекрасный лектор по Америке, поселился здесь в 1923 году и, как вспоминает Гребенщиков: “привез нас к себе в гости в апреле 1925 года. Я тогда почти не говорил по-английски, и граф был моим переводчиком при покупке земель будущей Чураевки”.

Кто же был владельцем участка земли, той, где Г.Д. Гребенщиков строит “избушку смешную, кукольную, но такую милую среди берез, дубов и кипарисов”? Кто жил в этом месте, так похожем своей природой на Алтай, до Гребенщикова?

Скорее всего, это был сам Илья Львович Толстой. В предисловии его книги “Мои воспоминания” (Москва, издательство “Правда”, 1987 год), написанной С. Розановой, я прочитал:

“Со временем частые длительные разъезды по огромной стране, кочевая жизнь, “вонючие вагоны, отели, отвратительная пища... и одиночество” (Т.Л. Сухотиной, 26 августа 1925 года) стали крайне утомлять Илью Толстого, и самой большой радостью становятся летние каникулярные месяцы в американской “Гриневке”, “маленьком желтеньком домике”, вдали от города. “Одно утешение, - делится он с Т.Л. Сухотиной, - это лето, когда можно уйти в природу... хоть и не та природа, что в России. Земля не так пахнет, цветы не так цветут, деревья растут иначе - все же это природа”.

И еще:

“... Однообразие американской жизни убийственно, - писал он С.Л. Толстому 25 марта 1925 года - Те же лица, те же слова, те же магазины, те же полуобразованные хищники, та же фальшь - деваться некуда... не знаю прямо, как силы хватает”.

Сопоставим грустные высказывания Ильи Толстого с оптимистическими и восторженными словами Гребенщикова:

“И вот - Америка...

Помню, была Страстная Суббота, 18 Апреля 1925 года, когда я стал твердою ногой на кусок дикой, но теплой земли в штате Коннектикут. Да, это было: не чувство собственности, а чувство твердого шага и независимости пережил я в тот час. “Вот здесь, наконец, сколочу из простых досок прочный и большой письменный стол и буду писать упрямо, независимо и долго”. А в полдень на Пасхе, в сетке мягкого весеннего дождя, среди березок, выбрал полянку для хижины. Забивая первый колышек, помню, обратился к Востоку и вместо молитвы крепко подумал:

- Да будет здесь, в Америке, Сибирский скит!”.

Игорь Федорович Юровский, внучатый племянник Г.Д. Гребенщикова, рассказал мне историю приобретения писателем земельного участка у реки Помпераг:

“Покупка эта состоялась совершенно случайно. Илья Львович Толстой, в то время постоянно нуждающийся в деньгах, покупал как-то продукты в одном небольшом уютном придорожном кафе.

- Любезный, - он назвал хозяина заведения по имени, - Будьте добры, увеличьте мой долг. Дело в том, что в самое ближайшее время я надеюсь получить гонорар за лекции в Нью-Йорке.

Хозяин кафе, загадочно ухмыльнулся, и, недовольно ворча, принялся упаковывать покупку.

- Что же это вы, Илья Львович, такой известный писатель, да и папаша ваш был граф, мировая величина, - сам царь его боялся, а вы все в долг... Не солидно как-то.

- Да, нет денег пока, любезный. Жду приглашения из Голливуда, - смущаясь, произнес Илья Львович.

Хозяин кафе улыбнулся и сочувственно сказал:

- Голливуд - это хорошо... А вы бы, Илья Львович, продали свой участок на Помпераге. Вот бы и деньги были. Вы все равно здесь практически не бываете. Все в разъездах да переездах.

Илья Львович поморщился, махнул рукой:

- Кому же нужна этакая глухомань? Медведям? Так они и без того там, как у себя дома. Нет, не продать...

Хозяин кафе наклонился к Толстому и доверительно прошептал ему на ухо:

- Вон, Илья Львович, подойдите к тому господину, что сидит за крайним столиком. Думаю, вам повезет.

Господин, на которого указал хозяин кафе, был не кто иной, как Георгий Дмитриевич Гребенщиков, а советчик Толстого - Николай Мартьянов, будущий владелец русской типографии в Нью-Йорке”.

Интересную подробность, может быть, прямо и не относящуюся к Чураевке, рассказал корреспонденту одной из центральных газет в 1991 году Николай Павлович Пузин, старейший сотрудник Музея Ясная Поляна:

“ - Кстати, знаете ли Вы, как сложилась после эмиграции судьба дочери Льва Николаевича Толстого Александры Львовны?

Николай Павлович посмотрел на меня живыми искрящимися глазами. По всему было видно, что вопрос этот доставляет ему самому немалое удовольствие... Выдержал паузу и продолжил:

- Эта удивительная история, о которой я сейчас расскажу, почему-то до сей поры не нашла своего писателя...

Однажды, когда Александра Львовна, перебравшись из Японии в Соединенные Штаты, поселилась в запущенном домишке под Филадельфией, живя там в крайней бедности, к ее дому подкатила роскошная автомашина. Из авто вышла великолепно одетая дама. Она бросилась к Александре Львовне и, обнимая ее, твердила: “Дорогая моя, Вы спасли нам жизнь!”.

Александра Львовна узнала, наконец, Джейн Ярроу, жену американского миссионера.

В первую мировую войну дочь Л. Толстого была сестрой милосердия на Южном фронте. Джейн с мужем тоже были на Южном фронте, заразились там тифом и умирали. Их спасла Толстая, которая вместе с врачом сутками не отходила от постели беспомощных американцев.

И вот теперь Ярроу отыскали свою спасительницу, чтобы отдать ей долг человеколюбия. Они увезли ее на свою ферму в Коннектикут, которую затем передали Александре Львовне в полное и безвозмездное пользование”.

В самом конце 1998 года мне удалось прочитать эту историю, описанную самой Александрой Львовной Толстой в ее книге (А. Толстая, “Дочь”, Москва, АО “Книга и бизнес” 1992 год. Перепечатано по изданию “Заря”, 1972 год, Канада). Вот как она выглядит:

“... В один прекрасный день к нашему дому подъехал великолепный новенький автомобиль с прекрасно одетой дамой и двумя юношами.

- Саша? Вы? Как я рада, how happy I am...

Знакомое лицо... Но где? Когда? Мысли побежали назад, 10, 20 лет назад... Революция, первая мировая война... Меня командировали сестрой милосердия на Турецкий фронт. Знойно, жарко, безоблачное, глубокое, темное, как на плохих картинах, синее небо, высокая, густая, темная, жирная трава... Шесть лошадей, расседланных и по-кавказски стреноженных, быстро наедают себе круглые бока. Двое братьев милосердия, один из них мой племянник, ординарец и санитар отдыхаем под кустиками, дающими скупую, жидкую, прозрачную тень. Мы устали, уже пятый день в походе. Все в барашковых серых папахах, защищающих нас от солнечного удара, в запыленных черкесках с револьверами на кавказских ремнях. От солнца, перехода через снеговые горы лица загорели, почернели, со лбов и носа хлопьями слезает обожженная кожа... И тогда, как и теперь, подъехала элегантная дама в чудной машине: “Are you the Countess Tolstoy?” И countess смущенно поднялась с травы, отряхивая черкеску и широкие шаровары.

- Jane, Jane, Yarrow...

- Yes! Как я рада, что нашла вас! Вот это мой второй сын Майк, помните, он тогда только родился, а этот Эрнест, младший, его тогда еще на свете не было.

Сидя на террасе за чашкой чая, мы вспоминали прошлое, перебивая друг друга, захлебываясь от воспоминаний. А вспомнить было что.

Ярроу были миссионерами в Турецкой Армении, в городе Ване, на озере Ван. Я работала там сестрой...

В бывших трех зданиях школ 1500 курдов и турок умирали от всех видов тифа, дизентерии... Стоны, призывы о помощи, грязь, тут же на полу испражнялись, воды нет, ни холодной, ни горячей, умирающие женщины. Вши везде, даже у американцев. Первым заболел тифом доктор Юшер, потом Джейн. Муж ее, Сайм, умирал. Когда мы к нему с русским военным доктором, у него уже был цианоз. Вливали соляной раствор, впрыскивали камфару, дигиталис... Спасли. Все американцы выжили, но заболели оба мои брата милосердия...

- You saved our lives, - говорила Ярроу и Юшеры, и мы на всю жизнь сохранили дружбу.

И вот Джейн разыскала меня и теперь, как когда-то ее муж разыскивал меня, когда я была в тюрьме в Москве, и принес мне богатую американскую передачу.

Джейн приехала с определенным предложением. Друг Ярроу и их ближайший сосед нашли маленькую ферму по соседству с ними в Коннектикуте. Ферма продавалась за тысячу долларов: маленький домик, два курятника, семь акров земли. свой угол! Земля! Что могло быть привлекательнее!

Мы не долго думали. Поехали, посмотрели. Кругом штатный лес-парк, домик маленький, три комнаты, маленький огород, старый разрушенный хлев, несколько тонких кривых березок, не таких, как в России, но все же березы.

Наняли громадный грузовик, нагрузили его мебелью, клетки с курами, чемоданы, сами поехали поездом в Мериден (Коннектикут), откуда нас подвезла Джейн Ярроу. В багажном вагоне ехала Веста со своим семейством, слепыми щенятами. Корову продали - Коннектикут не позволял привезти корову с “бруцелозисом”. Это было для нас большим ударом. Эта корова была для нас, как член нашей семьи.

На ферме было два так называемых дома. Главный дом состоял из трех комнат: две спальни и гостиная. В гостиной поднимался люк, и по крутой приставной лестнице вы спускались в кухню.

- Владелец этого дома был моряком и построил его в виде парохода с трюмом, - сказал нам сосед, старик дядя Джо, который пришел с нами познакомиться, не один - за ним шли, как собачки, две козочки, которых Веста немедленно прогнала домой.

Впоследствии казак настелил мне новые полы, сделал перегородку, разделив домик на две крошечные комнаты - в одной была спальня, где помещалась одна кровать и шкаф для платья, в другой - письменный стол, кресло и шкаф для книг. Было тесно, но это был мой собственный угол.

Кругом нашей фермы - холмы, покрытые лесом, внизу, за полторы мили от нас, небольшая река Коннектикут, в лесах множество ягод, грибов. Устроили нам заем в банке, мы купили маленьких цыплят, и началась наша фермерская жизнь”.

Почему ни в одном из произведений Александры Львовны, известных мне, ни разу не упоминается имя известного сибирского писателя? Ведь ферма Толстой находилась всего в 70 милях от Чураевки, в которой она не раз бывала у своего брата Ильи Львовича и, несомненно, встречалась с Гребенщиковым.

Вот описание ее визита к брату в Саутбери (это же Чураевка!):

“Брата я застала в тяжелом состоянии. Я заезжала к нему и раньше, месяца три назад, по пути из Бостона. Тогда он был еще молодцем, лихо вез меня на машине, сам колол дрова для печки. Жил он почти всегда один. Надя, его новая жена, постоянно ездила в Нью-Йорк. В доме грязь, мухи, везде сор, никакой еды... Подоткнув свое городское платье и повязав голову платком, я целый день мыла, скребла, выносила сор...

... Я вызвала врача из Нью-Хейвена. Осмотрев брата, доктор отозвал меня в сад и сказал, думает, что у брата рак и что надо его свезти в больницу. Когда доктор уехал, я вошла к Илье.

- Ну что, рак у меня, Саша? - спросил он. Я молчала...

... - По всей вероятности - рак... - с трудом, запинаясь, повторил он и закрыл глаза. Я знала, чувствовала, что он должен был переживать в эту минуту. Он так любил и умел наслаждаться жизнью.

Я заплакала, тихо вышла из дома и пошла в лес по дорожке, мимо насажанных им цветников, фруктовых деревьев, березок. Все это он так любил... Тихо в лесу, пахнет перегнившими листьями, то тут, то там виднеется изъеденная улитками шапочка белого, торчащего из мха гриба, подберезовик с пестрой ножкой, аккуратный, с коричнево-красной головкой подосиновик. Я сняла с себя головной платок, набрала в него грибов и пошла домой...”

Почему же ни где не упоминается Александрой Львовной Толстой русское поселение “Чураевка”?

Кроме того интересно отметить и то обстоятельство, что Александра Львовна неоднократно бывала во Флориде, читала лекции о России, о своем отце там, где работали в то время Г.Д. Гребенщиков и Т.Д. Гребенщикова.

В чем же дело?

Думаю, исследователям предстоит еще разобраться с этой загадкой.

Хорошее дело - компьютер!

В любой момент - исправляй, уточняй, добавляй то, что когда-то было тебе неизвестно, неясно, теперь известно. А хочешь, - не вычеркивай свои давние мысли и замечания и тем как бы сохраняй тонкую живую нить поиска.

Замечательная вещь - компьютер!

Одна из таких поисковых вкраплинок, на мой взгляд, заслуживающая неподдельного и пристального внимания:

Илья Владимирович Толстой (правнук Л.Н. Толстого) и его жена Светлана Владиславовна...

... Они оказались в Америке впервые, благодаря Вере Мансуровой (В.И. Толстая), придумавшей для себя псевдоним по названию имения в Калужской губернии, где она родилась в 1903 году.

Моя коллега, Ольга Сергеевна Сирота, активный член “Общества Возрождения истории литературы Сибири”, побывав в Ясной Поляне, сделала там и передала мне выписку из книги “Пути и судьбы”. (Илья Владимирович Толстой, Светлана Светана-Толстая. Из семейной хроники, Москва, изд. ИКАР, 1998 год).

“... И коль скоро мы оказались в штате Коннектикут, решено было на обратном пути разыскать Чураевку, или Русскую деревню, где жил в последние годы Илья Львович. Мы знали об этом, изучая его письма, немного из книги Александры Львовны, из американских газет 1988 года, но то, что мы увидели, потрясло нас. Искали долго, место это в стороне от основной трассы, дорога идет все время вверх, молодые посадки сменяются вековыми соснами, и неожиданно за одним из поворотов - небольшая русская часовня. Нам навстречу идет пожилой монах: как так? - из газет мы знали, что здесь служит отец Дмитрий Александров? Познакомились, узнали: это он и есть, только несколько лет тому назад постригся в монахи. Он и стал нашим гидом.

Почему И.Л. Толстой шутливо в письмах называл это место “мои поросятники”, мы догадывались. Но почему еще и Чураевка? Земля была куплена и дома построены русскими, а основана деревня графом Ильей Толстым и его другом Георгием Гребенщиковым, писателем, который в 1917 г. бежал от большевиков; был он родом из Сибири, там его родная деревня Чураевка, и роман его называется “Чураевы”.

Часовня Святого Георгия построена по проекту философа и художника Николая Рериха, он жил некоторое время в деревне, финансировал строительство, как и известный авиаконструктор Игорь Сикорский, который приезжал, но постоянно здесь не жил. Чтобы посмотреть дом Ильи Львовича Толстого, надо обратиться к мистеру Элину, он тоже русский; дом после смерти Ильи Львовича был куплен родителями Элина и сейчас принадлежит его брату; брат стал часто болеть и живет здесь, выезжая из города только в жаркие месяцы... Остановились у старого почтового ящика, в ряду других выставленных в начале деревни; на нем надпись: “Илья Толстой”.

В 1923 году здесь было 46 русских домов, сейчас больше живет поляков, украинцев. “Слишком мало нас, русских, здесь осталось, - рассказывает старичок Кронид Элин по дороге к дому. - Когда мы с братом были мальчишками, рыбачили на этой реке, весело жили. Такие интересные люди вокруг - художники, писатели, артисты”. Да мы знаем, что в гостях у Ильи Львовича здесь бывал Сергей Васильевич Рахманинов, приезжал отдохнуть после концертов, любил кататься по реке на лодке.

Дом стоит на краю глубокого оврага, над рекой, вокруг сосны и березы. Терраса, лестница - все построено просто, но прочно, своими руками. И хотя заколочены окна и свет отключен во избежании пожара, впечатление такое, что хозяин уехал ненадолго, скоро вернется; дорожки расчищены, сучья убраны. Вокруг дома густо-зеленый травяной ковер - так это же барвинок, как у нас в подмосковном Троицком, как в Ясной Поляне...”

Перепечатывая эти строки я ничего не исправил, боясь “навредить”. Мои сомнения, замеченные неточности, ошибки, неясности - пусть все так и останется в этом интересном отрывке, пусть все так и живет...

А вот как описывает Чураевку сам Георгий Дмитриевич Гребенщиков. В приложении к “Гонцу” (Издание: Международный Центр Рерихов, фирма БИСАН-ОАЗИС, МАСТЕР-БАНК, Москва, 1996 год) в письме “А жизнь непобедима” (1942), читаем:

“... Дорога сбегает вниз к шоссе и уходит вглубь леса вправо, где над рекой Помперагом и есть та историческая усадьба Ильи Л. Толстого, которая явилась первым камнем в основании всей этой русской колонии”.

И еще:

“... Это длинная и сложная хроника трудного начала когда-нибудь будет подробнее описана”.

К сожалению, этого до сих пор не случилось.

Теперь, об имени русской деревни в Америке.

Южная Британия. (South Britan), Southbury, Ясная Поляна, Гриневка, Деревня Георгия, Русская деревня 55, Радонега, Чураевка. Какое из этих имен русско-американской деревни считается главным, настоящим, определяющим?

Совсем недавно, 20.03.1999, я узнаю из письма директора школьного Яснополянского музея Галины Николаевны Пироговой, что деревня, где жил Илья Львович Толстой в Америке, была названа им Шураевкой. Ни Чураевкой, ни Ясной Поляной, имя которой должна было, по мысли Ильи Львовича, оставаться уникальным, а именно Шураевкой, по фамилии многочисленной группы крестьян, проживающих в Ясной Поляне и оставивших в его памяти незабываемые воспоминания детства и юности.

После того, как уже было озвучена и осмысленна новая, “шураевская”, версия названия русской деревни в Америке, Ольга Сергеевна Сирота сообщила новость:

“Галина Николаевна Пирогова не настаивает более на своей поправке, а, скорее всего, неправильно прочитала букву “Ч” по-английски. Побеседовав со Светланой Владиславовной Светана-Толстой, она окончательно убедилась в своей ошибке”.

Впрочем, отбрасывать “шураевскую” версию напрочь - не следует. Были такие крестьяне в Ясной Поляне, были...

“Перед Всемирным фестивалем молодежи в Москве, который состоялся в 1957 году Александра Львовна (Толстая) просила делегацию американских студентов посетить Ясную Поляну и передать привет старожилам, которые помнят ее.

В конце апреля 1958 года она получила письмо от Вани Шураева:

“Милая Александра Львовна,- написал он из Ясной Поляны, - мы теперь остались почти вдвоем с Вами, которые знают, как жил и трудился Л.Н. Толстой, если удастся наладить переписку с Вами будем делиться воспоминаниями о Ясной..”

Больше писем от И.О. Шураева в личном архиве А.Л. Толстой не оказалось”. (Юрий Хечинов. “Александра Львовна Толстая. Биографический очерк. Москва. 1999 год. Издательство “ВИКРА”.

А как загадочно близки, и удивительно похожи эти два слова: Чураевка и Шураевка!

Одно дело житейское поименование какого-то населенного пункта, другое - официальное его название. Даже у нас на Алтае в этом отношении имеется (хотя и не столь заметная) путаница. Например, Горно-Алтайск всякий уважающий себя алтаец назовет - Горный. И правильно сделает. Видимо только здесь, в Сибири, можно называть город сразу на двух языках, исполняя его написание лишь на одном.

Существует, например, более 10 лет в Барнауле Музей истории литературы, искусства и культуры Алтая. И будет тот Музей вековать с таким диковинным названием, сообщая всем о том, что на Алтае литература и искусство, вовсе не культура, а что-то иное, особенное.

Спросил как-то зам. директора Музея И.А. Короткова:

- Игорь Алексеевич, в чем дело?

- Да, но что теперь сделаешь, - и примирительно, как некогда Понтий Пилат, добавил: - Как уж написано, так написано…

Да Бог с ним, с этим Музеем! Чураевка – дело совсем другое. Дело чисто русское, загадочное…

Небольшая заметка в американской газете “News-Times” (19 июня 1994), с переводом которой меня любезно познакомила сотрудник Музея истории литературы и искусства Алтая Наталья Георгиевна Снесарь, добавляет еще некоторую подробность в истории Чураевки:

“В 1980 году правительство штата Коннектикут предприняло попытку начать строительство завода по переработке мусора и автомобильной дороги к нему в районе деревни. Такое решение жители Чураевки расценили как трагедию. Началась бурная акция протеста, в которую включились не только местные жители, но и многие известные люди страны. Акция увенчалась успехом. Русско-американская деревня Чураевка получила официальное название и была включена в национальный реестр государственных исторических памятников С.Ш.А.”

С большой уверенностью можно предположить, что табличка с названием деревни, та самая, о которой упоминалось в самом начале статьи, появилась именно в 1980 году.

Следует, на мой взгляд, обратить внимание и на несколько строчек одного письма Гребенщикова:

“Как вы, быть может, уже знаете, еще в 1925 году, в лесах и на холмах штата Коннектикут, на левом берегу небольшой речки Помпераг, возник русский поселок по слову бывшей в то время в Америке некогда славной певицы Надежды Плевицкой, названный деревней Чураевкой”.

Написано письмо в 1932 году.

Кто такая Плевицкая? Когда она была в гостях у Гребенщиковых?

В своей книге мемуаров “Мой век” С.Т. Коненков пишет о ней буквально следующее:

“Как-то я попал на концерт исполнительницы русских народных песен Плевицкой, пользовавшейся громкой славой как раньше - в России, так и после в эмиграции - в Америке. Аккомпанировал ей Рахманинов. Можете представить, какое это было чудо!

Одета Плевицкая в русский сарафан, на голове кокошник - весь в жемчугах. Рахманинов в черном концертном фраке, строгий и торжественный.

У Плевицкой, выросшей в русской деревне, жесты женщины-крестьянки, живые народные интонации, искреннее волнение в голосе.

Помню, я еще молодушкой была,
Наша армия в поход куда-то шла.
Вечерело. Я стояла у ворот,
А по улице все конница идет
Вдруг подъехал ко мне барин молодой,
Говорит: “Напой, красавица, водой!”
Он напился, крепко руку мне пожал,
Наклонился и меня поцеловал...

На концерте было много русских эмигрантов. У некоторых на глазах появились слезы. Всем хотелось, чтобы она пела вечно, чтобы никогда не умолкал ее проникновенный голос. Эмигрантам ее пение душу переворачивало. Голос Плевицкой казался им голосом навсегда потерянной Родины”. (С.Т. Коненков. “Мой век” Воспоминания. Издание второе, дополненное. М. 1988).

Я совсем не удивился бы, если тогда Сергей Тимофеевич Коненков вспомнил, что упомянутый концерт проходил в Чураевке. Что именно тогда пригласил он в свою Нью-йоркскую студию Плевицкую и Гребенщикова, и именно тогда сделал их скульптурные портреты. Случайная или умышленная рассеянность? Ведь запамятовал же художник вернуться в Россию из годовой творческой командировки в США (1924 г.), забыл, вспомнил об этом лишь в 1945. Возможно, и не виноват Сергей Тимофеевич в пробелах своей памяти. Думаю, и без него оставалось еще в Московском издательстве политической литературы, где печаталась книга С.Т. Коненкова, несметное скопище прилитературных помощников, которым по статусу забывчивость противопоказана.

Хотя, нет!

Что бы вы сказали, или подумали, о том человеке, который подчеркнуто плохо отзывался о ваших друзьях? Не о характере их, нет, а о личных убеждениях и пристрастиях.

Приведу лишь несколько высказываний С.Т. Коненкова о лучшем друге Г.Д. Гребенщикова Игоре Ивановиче Сикорском.

“... Злобный монархист, бывший царский подданный авиаконструктор Сикорский.”

“...Не помню, по какому случаю, (Обратите внимание: Коненков не может вспомнить по какому случаю он совершил свою поездку в Чураевку. - прим. А.Ф.) но было такое дело: мы попали в гости к авиаконструктору Сикорскому - ярому монархисту. У него загородный дом с обсерваторией, “благовоспитанные” детки, без всякого повода рассуждающие так, что большевики сами едят, а маленьких детей морят голодом.

- Папа, ты сделай бомбу на них за то, что они сами пьют молоко, а детям не дают.

Такие детские рассуждения довелось мне услышать в доме заклятого врага Советского государства. Сам Сикорский с особой гордостью демонстрировал часы - подарок царя.

Вот из такого парника (и ему подобных) и брали рассаду люди, заинтересованные в разжигании вражды к СССР”.

Я бы не стал упоминать эти эпизоды, описанные Сергеем Коненковым в его мемуарах, если бы не несколько строк, напечатанных в журнале “Простор” (Казахстан).

Издательство журнала начало публикацию произведений Г.Д. Гребенщикова, предварив свой поступок следующим вступительным словом:

“Дорогие читатели!

В 1992 году исполняется 110 лет со дня рождения Георгия Дмитриевича Гребенщикова. И в этом году, наконец, мы сможем исполнить давнее свое обещание - как можно полнее познакомить вас с лучшим из созданного этим крупным писателем, нашим земляком - все предреволюционные годы он прочно был связан с Казахстаном и Сибирью. Тех, кого интересует жизненный и творческий путь Г.Д. Гребенщикова, отсылаем к однотомнику “Чураевы”, вышедшему в 1882 году в Иркутске, а также к публикации в нашем журнале рассказа “Степашкина любовь” в № 10 за 1987 год с предисловием А.Т. Изотова, к сожалению, ныне покойного, давнего собирателя и знатока творчества Г. Гребенщикова, много сделавшего для издания и пропаганды этого писателя.

Вкратце же основные вехи таковы.

Родился Г.Д. Гребенщиков в Томской области в огромной семье. Учился в Семипалатинске, там же, в 1906 году издал первый сборник рассказов “Отголоски сибирских окраин”. Печатался в горьковской “Летописи”, в центральных московских и петербургских журналах. Был высоко ценим тем же Горьким, Куприным, Шишковым. Вторую и большую половину жизни вынужден был провести в эмиграции, вначале в Европе, потом в Америке, где и умер в 1964 году в штате Флорида от паралича - в ночь перед возвращением на родину, горячо им любимую, от волнения не выдержало сердце. Его друг, Сергей Коненков, уехал один, хотя разрешение было дано обеим друзьям.

Написано Гребенщиковым немало. Но кроме стихов и рассказов, драм и очерков, повестей и романов, составляющих многотомное собрание, необходимо отметить следующее: главный труд жизни, эпопея “Чураевы”, начатая еще на родине, по замыслу должна была состоять из 12 книг. Пока в точности нам не удалось установить - 8 или более книг было написано, но мы сообщим об этом читателям дополнительно, перед публикацией эпопеи.

Пока, соблюдая хронологию, мы решили начать с рассказов о детстве, которые и представляем в этом номере”. (“Простор”, №1, 1992 год).

Не хочу останавливаться на бесчисленном количестве ошибок редакторского предисловия, но смею заметить все же, что Сергей Коненков уехал из Америки в 1945 году и никогда более там не был. А в 1964 году скульптору уже исполнилось 90 лет, и, как я уже упоминал, он не помнил (или боялся вспомнить) имя Гребенщикова. Зато, как красиво: “его друг”. Тем не менее, бюст Гребенщикова, сделанный Коненковым в Америке, был привезен в СССР и странным образом “онемел”. Теперь он называется “Путь человеческий”.

Что тут можно добавить?

Вернемся, однако, в американский штат Коннектикут.

Понятно, что название романа - эпопеи “Чураевы” и имя деревни “Чураевка”, связаны между собой.

В письме Г.Н. Потанину (от 25 июля 1916 года) из Действующей Армии Южного фронта Г.Д. Гребенщиков пишет:

“Перед отъездом на позиции начал большую и интересную работу, роман под кратким заголовком “Чураевы”. Первую часть закончил, отдал Горькому. Он очень одобрил и давал мне денег, чтобы я садился и писал, оканчивал работу. Но я уже не мог возвращаться с полдороги. “Чураевы” символизировать должны и “чур меня” и “чурка”, но чурка крепкая, кондовая, остаток крепких кедрачей Сибири. Работа меня захватила, я пишу с увлечением…”.

Теперь о “чурке” и “чуре”.

То, что сказал Гребенщиков - правда, но правда не вся.

Обратимся к “Толковому словарю живого великорусского языка” В. Даля. (Издание 1955 г. Т.4).

● “Чур” - грань, граница, рубеж, межа.
(Не ступай за чур. Не пей через чур много.)
- уговор, запрет, условие.
(Чур меня!) - в играх.
(Чур меня от него...)

● “Чуроваться” - (каз). Зачураться заговором от чего либо, заговориться, дать себя заговорить.

● “Чуровой” - к Чуру относящийся. Если верно, что в Сибири местами говорят “чурить”, вместо “чурать”.

● “Чура!” - Стой, не тронь!

● В “Русско-чешском словаре” (Издательство “Сов. Энциклопедия”, Москва, 1964 год. Составитель Й. Влчек) читаем:
“Чур!” - междометие разговорное, pozor! - внимание!; ~ меня! Nedotykej (te) se mne! Nesdhej (te) na mne!

● Обращает на себя внимание и следующее объяснение слова “Чур”, между прочим, довольно распространенное в среде старых людей на Алтае:
“Чур” - у славян божество, которое охраняло дом, род, и вероятно впоследствии перешло в домового. В настоящее время простолюдины призывают его, говоря: “Чур меня!”.

В. Смирнов. “Полный словарь”, изд. 1907 год.

Кто из друзей Гребенщикова мог предложить ему это многозначительное слово? Может быть, это был Алексей Ремизов?

Не могу удержаться, чтобы не перепечатать одну из коротеньких сказок этого скромного друга Георгия Дмитриевича.

ЧУР

От березы к трем дубам долом через бор
к грановитой сосне -
на меже
чурка старая лежит,
в чурке - чур:
мордастенький, кудластенький
носок - сморчок,
а в волосе, что рог,
торчит чертополох.
Эй ты, чур-чурачек-чурбачок,
- Чур меня, чур!
Нужен чуру глаз да глаз, не проморгай:
что ни час, то беда; не година - напасть
неминучая.
Вор -
вырвет чурку вор! - Чур зачурился да хвать...
- Чур меня, чур!
А руки сведены и сохнут, как ковыль:
забудешь воровать.
На чурке чур заводит зоркий глаз.
Сердечный друг, постой, не задремли...
Коса -
Звенит коса, поет и машет, машет так -
лязг-лязг по чурбану! - Чур на дыбы да за косу...
- Чур меня, чур!
И вострая изломана, коса моя, коса,
Не размахивай скоса.
На чурке свернулся чур, хоть чуточку всхрапнуть -
от зорь до зорь
и за лазореву звезду на стороже стоять
да спуску не давать:
без пальца рука,
без мизинца нога
с башкой голова.
Эй ты, чур-чурачок-чурбачок,
- Чур меня, чур!
Клад присумнится, не рой,
чура зови - знает зарок...
Вон ворон -
“крук” - крадется Корочун - кар-кар...
- Чур меня, чур!
Чур? Чрр! - и “крук” за круг: крр-крр...
Спасибо, чур - чтоб лопнул Корочун:
ни дна ему не покрышки.

А. Ремизов. “Посолонь”, 1907 год.
(Избранные произведения. Москва, “Панорама”, 1995 г.).

Подробность: А. Ремизов во втором издании сказочного цикла “Посолонь” исключил из него сказку “Чур”. В это время в издательстве “Алатас” готовится к печати его книга “Звенигород окликанный” (Николины Притчи).

“Чураевка” - есть над чем поразмышлять.

Ясно, что не простая это “чурка кондовая”.

Из довольно подробной схемы можно приближенно представить себе расположение Чураевки, заметить, что речка Помпераг гораздо меньше Хусатоника, но, пожалуй, самое примечательное то, что точку-то с обозначением местоположения Чураевки поставил мой американский друг Вильям, а не дотошный картограф. А ведь карта 1985 года.

Из-за трудности произношения американцы называют Чураевку деревней Георгия, иной раз добавляя, - Гребенщикова. Получается что-то вообще странное: “Грузинская деревня Гребенщикова”. (Georgian - по-английски - “грузинский”).

Современный почтовый адрес Чураевки выглядит так:

Mrs. Nina S. Sobolev
Р.О. Вох 114, So Britain
CT. 06487
Resident of Russian Village 55
Tel. 203. 264-5831.

Обратите внимание: слова “Churaevka” в адресе нет!

Прошу прочитать статью Г.Д. Гребенщикова "А жизнь непобедима". Надеюсь, что теперь вы, поглядывая на карту-схему и фотографии, призвав на помощь все свое воображение и фантазию, побываете в русской деревне Чураевке и познакомитесь с ее славными обитателями.

* * *

По мнению моих американских друзей, сегодняшнее положение Чураевки далеко не блестящее.
- Что там, Билл? Как там Чураевка? - спрашиваю Вильяма Шухмана. Билл отмалчивается и, только после моих настойчивых наскоков, как-то уклончиво и задумчиво произносит:
- Ну, не Окей там, Алекс, не Окей…

А как было в 1928 году...

Приведем краткий отчет Гребенщикова о деятельности Чураевки:

Действия Чураевки

Выполняя по мере возможностей наши задания в Чураевке, объявленные в предыдущих выпусках наших книг, и идя об руку с Книгоиздательством АЛАТАС, мы за истекший год успели сделать следующее:

1. Построено пять новых домов, причем в число колонии вступило около двенадцати новых членов и сотрудников, среди которых преобладают люди науки, искусства, литературы и люди дела и труда.

2. Образовано три группы культурных сотрудников: Русская, Американская и Индусская при участии представителей литературы, науки и искусства.

3. При помощи Чураевки Книгоиздательство АЛАТАС имело возможность взять на себя выкуп всех прежде изданных им книг, а также выпустить три новых книги и отправить несколько денежных посылок в Европу, Россию и Сибирь для культурно-просветительных целей.

4. Широкая переписка из Чураевки с читателями дала хорошие результаты и в некоторых странах начинают возникать культурные кружки русской молодежи с идеями Чураевки.

5. Идеями Чураевки заинтересовались видные представители как культурных, так и деловых кругов Америки, из числа которых образовался особый Временный Комитет для проведения этих идей в жизнь.

В данное время разрабатываются вопросы об образовании в Чураевке Лагеря Костровых Братьев для мальчиков, Школы Искусства, Дома Отдыха и проч.

6. Известный русский архитектор Н.В. Васильев создал для Чураевки проект и план Художественной Студии, с постройкою которой Чураевка надеется продолжить культурную работу более интенсивно.

7. Начиная с весны 1928 года, в Нью-Йорке и в Чураевке был устроен ряд литературных вечеров и лекций. В Чураевке, в виде первой пробы, была устроена двухнедельная выставка предметов изящного и прикладного искусства, а также был устроен детский праздник-пикник для Чураевской школы, основанной сотрудницей Чураевки Н.М. Бродской в Бриджпорте.

Помня, однако, что это только первые шаги ответственного начинания, руководители Чураевки, продолжая преодолевать новые затруднения, надеются что они не будут одиноки и что все, кому дороги творческой кооперации, будут увеличивать состав чураевских работников для достижения новых возможностей культурного строительства.

17 Июля, 1928.
Чураевка на Помпераге.

Отчет Гребенщикова перепечатан из его книги “Гонец”, изданной в 1928 году в Чураевке.

К сожалению, он пропущен в московском издании 1996 года.

Несомненный интерес для исследователя жизни и деятельности Георгия Гребенщикова в Америке представляет , изданная на английском языке программа русского фестиваля в Чураевке, который состоялся там 14 сентября 1930 года. (Архив краеведческого музея г. Шемонаиха).

● 12 часов дня - Сбор участников фестиваля у часовни Св. Сергия.

● 3 часа дня - Лекция Игоря Ивановича Сикорского “Завоевание воздуха”.

● 4 часа дня - Трио Е.Ф. Аноп (?) и др.

● 5 часов дня - Гуляние по лесам Чураевки, пикник среди берез, сказки и песни у костра. Танцы.

Весь день - буфет. Русские пирожки. Киоски.

Фестиваль проводится под покровительством Сибирской ассоциации друзей Музея Рериха и Общества друзей культуры.
Еще одна афиша о предстоящих 21 февраля 1930 года в Чураевке лекциях:

Лекция

Г.Д. Гребенщиков и А.Л. Фовицкий
“В мире Красоты”
О творческих исканиях и художественных произведениях
Николая Константиновича Рериха.
Темы лекций:

А.Л. Фовицкий. - Жизнь и художественные откровения Н.К. Рериха
от истоков до последнего десятилетия.

Г.Д. Гребенщиков. - Н.К. Рерих - человек и мыслитель. Образы, созданные Н.К. Рерихом в картинах Нью-йоркского музея его имени.

Приведен неполный перевод афиши, пропущены технические детали и подробности, но с некоторой осторожностью можно предположить, что лекции читались на английском языке, а, судя по ценам на билеты, пользовались несомненной популярностью.

Те, кто жил в Чураевке:

Бродская Нина Михайловна.
Бродский Е.С. - доктор.
Бромберг А.Г. - доктор.
Васильев Иван Васильевич.
Васильева Таисия Ивановна.
Вирены.
Гребенщиков Георгий Дмитриевич.
Гребенщикова Татьяна Денисовна.
Гриценко Ю.В.
Дунаев Л.В. - инженер.
Елина Ариадна Петровна - сибирячка.
Елин Борис Михайлович - сибиряк.
Жигловская-Томсен Валериан Андреевич.
Жигловская-Томсен Мария Дмитриевна.
Замотин - художник.
Кибальчич Василий Федорович.
Лузанов В.Л. - профессор.
Матиюк Николай Ефимович - бывший крестьянин Гродненской губернии, фермер.
  -      (Прообраз Андрея Колобова “Чураевы”- “Веления Земли”).
Остои Владимир Иосифович - инженер.
Романов Александр Константинович
  -     ученый агроном, окончивший Сельскохозяйственный институт в Праге.
Романова Луиза Францевна
  -     чешка по рождению, русская по мужу. Католическая хрестьянка.
Рябушины.
Сикорский Игорь Иванович - авиаконструктор.
Скаредова Людмила Михайловна.
Скаредов Николай Николаевич.
Соболев Алексей Иванович.
Соболева Нина Сергеевна.
Сомов Евгений Иванович,
  -     секретарь композитора С.В. Рахманинова, племянник известного
          художника Константина Андреевича Сомова.
Сорока Мария Григорьевна - учительница из Нью - Бритона.
Тимченко Александр Иванович.
Тимченко Маргарита Борисовна.
Тимченко Наталья Александровна.
Толстой Илья Львович - сын Л.Н. Толстого, писатель, лектор.
Успенский Владимир. (В американских источниках его имя произносится, как Вальтер) - автор скульптуры Святогора
Ушакова Евгения Алексеевна.
Ушаков Иван Иванович, - бывший член Государственной Думы России.
Фокин Михаил - хореограф.
Чистяков П.А. - представитель издательства “Алатас” в Харбине (1926-1935),
          позднее переехал в Чураевку.
Шнарковский Владимир Фиофилович
Щербаков Иван Николаевич - “почтенный мастер по металлу”.
Элин Кронид - его родители купили после смерти Ильи Львовича Толстого, его деревенский дом. Сам Корнид со своим братом, видимо, жили в Чураевке с детства.
Однако, на мой взгляд, фамилия и имя Корнида слишком американизировалась. Правильнее: Корней (или Кондрат) Елин (см. выше).

Перечень этот следует, конечно, продолжить и расподробнить.

Не мог удержаться и не напечатать визитную карточку Чураевки, подаренную мне Игорем Алексеевичем Коротковым - заместителем директора по науке Музея истории литературы, искусства и культуры Алтая (Барнаул).

* * *

На мой взгляд, и я думаю - вы согласитесь, уместно познакомить исследователей творчества Г.Д. Гребенщикова и изучающих сохраненную русскую историю “за морями”, со следующими документами:

"СЛОВО НА ОСВЯЩЕНИИ ЧАСОВНИ СВ.СЕРГИЯ"
"РАДИОПЕРЕДАЧА О ЧУРАЕВКЕ"
ВЫСТУПЛЕНИЕ НА II-Й ВСЕРОССИЙСКОЙ КОНФЕРЕНЦИИ "ИСТОРИЯ КУЛЬТУРЫ АЛТАЯ".

Также интересно прочесть фрагмент статьи Андрея Ивановича Кратенко, посвященной памяти писателя Георгия Гребенщикова "УГОЛОК АЛТАЯ В СТРАНЕ ВАШИНГТОНА".

Еще не была построена и освящена Часовня Сергия Радонежского, еще не была написана “Радонега”, еще не занял Гребенщиков должность профессора во Флориде для его соотечественников, земляков уже пропал и писатель и его русская деревня. Пришлось искать ее сизнова. Небольшая статья в радиолюбительском журнале воспроизводит один эпизод этого поиска.
Что читать о Чураевке

Фирсов. А.Б.
Барнаул. 1989 – 2002 гг.

Hosted by uCoz