С.С. Царегородцева

Роман Г. Д.Гребенщикова “Чураевы”:
от замысла к воплощению

Над многотомным романом “Чураевы” Г.Д. Гребенщиков работал более 40 лет. Первые два тома этого произведения были написаны во время Первой мировой войны в дореволюционной России, а последние части после Второй мировой войны в США. По замыслу автора “Чураевы” должны были стать национальной эпопей нового времени. Известно, что если хочешь понять историю страны – нужно понять историю семьи как хранительницы веками устоявшейся системы ценностей и традиций. Поэтому Г.Д. Гребенщиков обращается к старообрядческой семье, как наиболее патриархальной в России. Он так и пишет в начале работы, что это роман – хроника одной старообрядческой семьи. Позже роман выйдет за рамки семейной хроники , перерастет в эпопею. Поэтому “Чураевы” Георгия Дмитриевича Гребенщикова очень интересны в жанровом аспекте, но это будет задачей специального исследования. В этой статье предметом рассмотрения является история создания этого произведения: от замысла к воплощению.

Если принять во внимание, что замысел это первоначальный набросок будущего произведения, то датировать появление замысла непросто. Мысли о крупном художественном произведении о старообрядчестве появляются у Г.Д.Гребенщикова после поездок на Алтай 1909- 1911 годов и отчетливо прослеживаются в очерке “Река Уба и Убинские люди, опубликованном в 1912 году. Материал , собранный начинающим писателем во время его поездок по местам проживания староверов, кажется ему настолько интересным и значимым, что одну из глав очерка он заключает словами : “Это не жизнь, а сплошная оригинальная опера, и для любителей русского жанра здесь широкое поле для художественной жатвы, будь этот любитель поэт, художник или даже композитор...” [1] Рисуя жизнь убинских староверов он не может избежать описаний алтайской природы и целых сцен , которые “иногда чрезвычайно художественные по содержанию” [1]. Осознавая эти жанрово-стилевые особенности своего очерка, он ,уточняя жанр, называет его литературно-этнографическим.

Во время поездки по Убе Г.Гребенщиков проводит много времени в беседах со старообрядцами. В деревне Выдриха он выделяет вождей старообрядчества: Сухоруковых, Егоровых и особенно Александра Платоновича Фирсова. Неслучайно образы старообрядцев часто встречаются в рассказах и повестях 1910-1915 годов ("В поселке", "Выборы", "Лесные короли", "Колдунья", "Убежище") и занимают центральное место в первой части эпопеи "Братья", все события которой почти целиком разворачивается в старообрядческой деревне Чураевке: "На крутом берегу, на небольшой поляне, среди лиственниц раскинулась Чураевка. Кое-где над избами клубится дым, окрашенный восходом, и новый дом Чураева стоит посреди всех других, как церковь: высок, красив, богат".[2] ,с.11. У Чураевых большое хозяйство: пашни, пасеки, маральник. Они торгуют, сплавляя на плотах в город рожь, овес, масло, мед, пушнину, гусиное перо.

Глава чураевского рода Фирс Платонович любуется отлаженной жизнью своей деревни. Ему 65 лет, он крепок, сам много работает. В Чураевке он начетчик, брачует , отпевает, улаживает споры сельчан. Это сильная личность, "вождь старообрядчества". В 50-е годы, работая над автобиографической повестью "Егоркина жизнь", Г.Д.Гребенщиков прообразом этого героя называет священника из родных мест Петра Серебренникова, вспоминая о нем: “...Крепость духа дал мне наш сельский батюшка, отец Петр Викторович Серебрянников, прообраз Фирса Чураева... о нем можно бы написать большие книги, а я не удосужился. Впрочем, об отце Петре написал рассказ “Отец Порфирий”, вошедший в первый том книги “В Просторах Сибири”. Отец Петр читал его еще в Барнауле, смеялся и плакал. А потом сказал:

- Вот когда тебе будет лет сорок, только тогда ты поймешь жизнь и зачнешь писать, как надобно…

Был тогда уже отец Петр старенький, в отставке, но служил во вновь открытом женском монастыре близ Барнаула” [3] , с. 182.

Трудно представить более разных людей, чем герой рассказа “Отец Порфирий” и Фирс Чураев . Ф. Чураев – уверен в себе, он крепко держит в своих руках отлаженное хозяйство, да и всю округу. И Отец Порфирий – православный священник, пьющий человек, которого сельчане не особенно празднуют, его взрослые дети не обучены грамоте, семья почти нищенствует.

Возможно, дело в том, что послесловие к “Егоркиной жизни” написано через сорок лет после создания рассказа "Отец Порфирий"(1913), когда Г.Д. Гребенщиков уже знал о репрессиях в СССР, о судьбе его родных и знакомых, которые были осуждены за связь с писателем - белоэмигрантом и репрессированы. Все лица, указанные в послесловии к “Егоркиной жизни”, к тому времени уже умерли, но были живы их дети и внуки. Знал, возможно, писатель и том, что монастырь около Барнаула, в котором жил П. Серебренников, стал тюрьмой.

Поэтому Г.Д. Гребенщиков не раскрывает имена настоящих прототипов главного героя первой книги эпопеи "Чураевы". Несомненно, что один из основных - Александр Платонович Фирсов (1852-1934). Сравним имена: Фирс Платонович Чураев и Александр Платонович Фирсов. Случайно ли такое совпадение? Г.Д. Гребенщиков хорошо знал А.П. Фирсова, живущего в Выдрихе, рядом с его родной деревней Николаевский рудник . В этнографическом очерке "Река Уба и Убинские люди" именно А.П. Фирсова он назовет "вождем старообрядчества" и приводит интересные сведения о нем. “У Фирсова два сына, оба почти по-европейски воспитаны, бывают в Москве и ведут крупные торговые дела своего отца, но во всем спрашивают у своего отца, который грамоте научился после 30 лет своего возраста и теперь грамотен и сведущ настолько, что по своим судебным делам с крестьянами выступает в качестве собственного юрисконсульта и не без должной эрудиции.

Когда он был старшиною, то часто составлял бумаги на имя высшего начальства, к которому, кстати сказать, относится и до сих пор очень почтительно и оно всегда находит в его обширном доме радушный и умелый прием. Его жена и снохи носят сарафаны, и вообще режим в его доме таков, что когда одна из снох пала жертвой соблазна в отсутствии своего мужа, бывшего в солдатах, то должна была искупить свой грех тем, что наложила на себя руки... Но мы не ставим такую патриархальность, как образец крестьянского семейного уклада, а напротив, как исключение, ибо А.П. Фирсов богатей не от трудов своих, а от чисто промышленных торговых оборотов, что несомненно стоит в связи с неизбежной эксплуатацией местного населения, среди которого А.П., хотя и пользуется почетом, но не пользуется любовью”[1].

Неоднозначно относились в родном селе к А.П. Фирсову, такое же неоднозначное отношение будет и к Ф.П. Чураеву в романе Г.Д. Гребенщикова как со стороны сельчан, так и со стороны его любимого сына, надежды всей семьи, Василия Чураева. Есть предположение , что знакомство Г.Д. Гребенщикова с А.П. Фирсовым было далеко не эпизодическим и не ограничивалось посещением во время этнографической экспедиции. Правнук А.П. Фирсова, Александр Борисович, вспоминает:" В Выдрихе мой прадед, А.П. Фирсов, начал свою деятельность с заготовки и торговли лесом. Выстроил мельницу, молоканку, на берегу Убы оборудовал маралий загон. Завел большую пасеку и торговал медом. На свои средства построил в селе школу. Красивое кирпичное здание было добротно сложено, рассчитано на века." [4], с. 16. Как гласит семейное предание, в семью Фирсовых убежал Гера (так называли Георгия по-домашнему) после неудачи с поступлением в Семипалатинскую фельдшерскую школу, не выдержав насмешек домашних и соседей. Александр Платонович сообщил об этом отцу мальчика, а тот дал согласие на проживание не слишком приспособленного к деревенским заботам сына в семье Фирсовых. Насмешки и непонимание земляков сполна испытает и главный герой эпопеи Василий Чураев, в образе которого ясно проявляются автобиографические черты создателя эпопеи.

Чтобы доказать свою состоятельность как писателя своим родным, соседям, односельчанам Г.Д.Гребенщиков часто будет присылать в родную деревню вырезки из газет со статьями о своем творчестве, программы лекций, изданные в различных городах России, Европы и США книги и журналы.

В 20-е годы переписку с ним будет поддерживать Даниил Александрович Фирсов (сын А.П. Фирсова), о чем повествуется в семейной хронике: “ В 1926 году … в коммуну "Зарница", на Николаевский рудник, пришла посылка с изданным в США журналом "Зарница". На обложке - портрет Георгия Дмитриевича Гребенщикова, а в журнале - итоги 20 - летней литературной деятельности писателя. В посылку было вложено письмо с дружескими пожеланиями и "деньги на развитие". Посылку получил мой дед, Даниил Платонович, и позднее рассказал о ней моему отцу. Для какого "развития": то ли для избачей на книги, то ли для строительства - отец забыл. Деньги, небольшие сувениры (до 1928 года) приходили часто. Потом все оборвалось. Время наступило смутное и даже собственноручную надпись Георгия Гребенщикова на его фотографии пришлось стереть. Об этом очень сожалел отец, когда в 1985 году отправлял ее Марку Юдалевичу, алтайскому писателю и краеведу, который вел тогда на телевидении цикл передач об истории нашего города Барнаула” [4] , с.24 Таким образом, несколько поколений Фирсовых бережно хранят память о писателе -земляке.

Образ Ф.П.Чураева был сформирован и под влиянием такой личности как Иван Федотович Егоров, который по словам Г.Д. Гребенщикова был "один из наиболее твердых и предприимчивых раскольников". Именно он посылает своего сына Нифантия на поиски истинной веры Христовой. Двадцатилетний юноша отправляется на поиски, долго скитается по Сибирской тайге и где-то на реке Яе знакомится со старообрядческим семейством Нифантовых. Долго живет у них, усваивая суть их веры, обычаи и традиции. С этим святым багажом Нифантий возвращается, и отец в тот же месяц шлет всех своих сыновей в разные концы Убы и даже на р.Алей с вестью, чтобы все старообрядцы, желающие объединиться в истинной вере, собрались в с.Бобровское, где в то время жили самые крепкие староверы. Г.Д.Гребенщиков не может воздержаться от восхищения, описывая их съезд: И вот на завтра со всех концов Убы и Алея верхами мчатся угрюмые седобородые христиане, причем из одной только Гилевой, что на Алее, выехало около шестидесяти всадников и проехало больше ста верст в одну ночь”[1] Подобный он опишет в 1 томе “Чураевых” :

“И накануне дня Ильи-пророка ожили все тропы , все дороги по горам и по ущельям. Седобородые, угрюмые и коренастые в серых зипунах и белых холстяных рубахах , старые и молодые каменские христиане крупной ступью, а где позволяли тропы, и размаштстой рысью , ехали к Чураеву на сбор”. [2],с 46.

Таким образом, для создания образа одного из главных героев первой части эпопеи, Ф.П.Чураева, прообразами послужили прежде всего герои очерка “Река Уба... ” - вождь старообрядчества из с. Выдриха А.П. Фирсов и верхнеубинский старообрядческий начетчик И.Ф. Егоров.

Встреча с И.Ф. Егоровом определяет не только образ Ф.П. Чураева, такие его черты как внутренняя сила, умение убеждать, твердость в вере, хозяйственность, но и основную сюжетную линию всей эпопеи - выполнение сыном духовного завещания отца , - отыскать и защитить истинную веру. Поэтому первоначально Г.Д.Гребенщиков всю эпопею решает назвать “Василий Чураев”.

Однако, уже в предисловии ко второму тому “Спуск в долину” автор пишет о том, что название всей эпопеи не “Василий Чураев”, а “Чураевы”, т.е. замысел становится шире. В письме к Вл. Правдухину от 12 сентября 1924 года он еще называет эпопею “Василий Чураев” и сообщает, что это начало семитомной эпопеи, а публикуя в этом же году “Былину о Микуле Буяновиче”, приводит уже список двенадцати томов эпопеи :

1. Спуск в долину.
2. Веления земли.
3. Трубный глас.
4. Сто племен с единым:
5. Ощетиненная Русь
6. Океан багряный.
7. Лобзания Змия.
8. Пляска во пламени.
9. В рабстве у раба последнего.
10. Суд Божий.
11. Идите львами.
12. Построение храма. [5]

То есть в 1924 году замысел эпопеи уже в целом сформирован, однако, первый том не входит в план . Можно предположить, что в это время первый том “Братья” держался автором в виде отдельной книги, и не был включен Г.Гребенщиковым в эпопею до тех пор, пока теплилась надежда его публикации в горьковском “Современнике”, даже после того как А.М. Горький отдал предпочтение и издал “Беловодье” А. Новоселова.

В 1925 году из предисловия к “Велениям земли” можно узнать, что роман “Чураевы” Парижского издательства “Русская Печать”, 1922 г. продается со складов книгоиздательства “Алатас” во Франции, Германии, Чехословакии, Дании, а также издательство “Алатас” готовит третье издание романа “Чураевы”. ( С 1922 года в Париже продаются “Les Tchouraiev” на французском языке. ) Второе издание первого тома “Чураевых” к тому времени напечатано в рериховской типографии (Нью-Йорк) и уже отнесено к 1 тому эпопеи. Том получил название: “Гр. Чураевы” (“Граждане Чураевы”). Таким образом, согласно первоначальному замыслу, “Чураевы” планировались как отдельная книга, второе издание уже относит ее к первому тому эпопеи, но как-то осторожно да и название новое, звучит достаточно странно, напоминая времена, когда Г.Д. Гребенщиков, сотрудничая с московским журналом “Современный мир”, в его обзорах новых произведений пролетарских писателей, был отнесен именно в эту группу.

А в тоже время “Спуск в долину”(2), “Веление Земли”(3) уже напечатаны, а “Трубный глас”(4), “Сто племен с единым”(5), и “Океан Багряный”(6) готовились к печати. Том “Ощетиненная Русь” больше не заявлялся, что свидетельствует о том , что замысел всей эпопеи в середине 20-х годов был достаточно прозрачным.

В последнем романе, названном “Построение Храма”, речь должна была идти о том, что общество пришло к единой вере и построению Храма объединенных вер. Разумеется, это был литературный “фаланстер”. Осуществить его и не погрешить против правды невозможно. Но в во второй половине 20-х годов Г.Д. Гребенщиков увлечен идеями Н.К. Рериха, принимает активное участие во всех его проектах. Н.К. и Е.И. Рерихи видят в нем гонца с Алтая, где у подножия Белухи должен быть построен Храм объединенных вер. “Чураевы” виделись автору в эти годы как эпопея “поисков всеобъединяющего Бога”.

Написание последних томов “Чураевых”, где должна быть окончательная сводка (как заявляет Г.Д. Гребенщиков во вступительном слове к шестому тому “Океан багряный”) затягивается и оказывается неосуществленной. Подобно тому, как у Н.В. Гоголя из его замысла по образцу “Божественной комедии” Данте: ад – чистилище - рай, осуществленной, оказалось, только первая часть, близкая к жизненной правде. Подготовленным к публикации второй том Н.В. Гоголь уничтожил , расценив как творческую неудачу и решил переделать его. Интересно, что в период работы над вторым томом, который сам Гоголь называл антрактом, он называл первый том “грязным крыльцом” на пути к Храму через горнило любви и веры. В это время главным чтением Гоголя становится духовная литература: “Евангелие”, жития святых, книги священников, такие как “Памятник веры” и “Подражание Христу” Фомы Кемпийского. Гоголь делает огромное количество выписок из книг, много пишет писем, философствуя и назидая в них. Так происходит “приуготовление себя к строительству Храма”. Антракт затягивается, Гоголь тоскует по родине, но не может вернуться в Россию без второго тома, который он публично пообещал. У него выходит “переходная книга” - “Выбранные места из переписки с друзьями”, которая была неодобрительно встречена как славянофилами, так и западниками. С.Т. Аксаков считал, что Гоголь собрался всех учить, ничему сам порядочно не научившись. Гоголь пытался объясниться опять же в письмах к близким , так в письме к А.О. Смирновой-Россет он написал: “Как молчать, когда и камни готовы завопить о Боге”. В книге “Выбранные места...” он в форме писем к самым близким людям указывает путь спасения человечества через обретение веры и любви.

Г.Д. Гребенщиков тоже большую часть эпопеи будет писать в эмиграции. Он тоже создаст переходную книгу, состоящую из его писем “Гонец. Письма с Помперага”, где прямо выскажет многие мысли, которые он собирается облечь в форму художественных образов в последних томах. И у него “Построение Храма” затягивается и остается неосуществленным.

Одной из причиной того, что весь замысел “Чураевых” не был завершен, было “увлечение” темой войны в романе. Она появляется уже в конце третьего тома “Веление земли” , когда герои эпопеи, а вместе с ними и Россия вступает в огненное испытание мировой войной. Все последующие тома: четвертый “Трубный глас”, пятый “Сто племен с единым”, шестой “Океан багряный” - о войне, а седьмой “Лобзания змия ” –о революции и начале гражданской войны.

Г.Д. Гребенщиков много работает над материалом к этим томам. Во вступительном слове к “Океану багряному” (1939) он пишет, что он создает беспристрастную летопись бурной эпохи, поэтому строит данный том на личных впечатлениях ее участников, а так же использует документальные свидетельства и архивные материалы. Г.Д. Гребенщиков считает шестой том “практическим выполнением половины взятой на себя задачи”. Все 12 томов, по его замыслу, должны быть единой структурой, включая панораму событий, охватывающей период 40 лет. Интересно заметить, что ранее в письме П.Балакшину Г.Д. Гребенщиков пишет, что его эпопея охватывает период 30 лет. Автор ждет от П. Балакшина подробный критический анализ его произведения. Он пишет: “Похвал мне не нужно, нужно истинное понимание, проникновенность и способность охватить всю сложность задачи” и подсказывает критику: “Былина о Микуле Буяновиче” – эпопея русского крестьянства”. “Чураевы” – эпопея русской всемирности”.[6]

Письмо написано 1 мая 1934 года, в это время эпопея должна была, по замыслу автора, охватить 30 лет, а в предисловии к очередному тому в 1939 году, работая с материалом о первой мировой войне, Г.Д. Гребенщиков заявил о периоде в 40 лет. Мы видим, что собирая и анализируя материал к “военным” томам, автор расширяет замысел всего произведения. Однако, в 1934, и в 1939 году Г.Д. Гребенщиков собирается написать все 12 томов, осуществить свой литературный “фаланстер”. От этого он откажется только в 50-е годы, преодолев влияние теософии Н.К. Рериха.

Работал автор над последними томами эпопеи достаточно интенсивно. В периодической печати эмигрантских изданий часто появлялись главы и отрывки из будущих томов эпопеи. К Пасхе 1955 года в газете “Новое русское слово” Гребенщиков дает отрывок “Воскресение” из не вышедшего из печати восьмого тома “Пляска во пламени” . Главный герой этого повествования - смертельно раненный в голову, перенесший трепанацию черепа, - Василий Чураев. За ним ухаживает в госпитале Августа Серкова, которая вымолила его у смерти. Обращает на себя внимание то, как изменились герои эпопеи. Василий уже не сомневается в вопросах веры, его вера проста и тверда. Перед нами уже не метущаяся по жизни Гутя, а уверенная в себе , уважаемая всеми медсестра Августа Серкова [7]

Одна из глав этого же тома называлась “Накануне событий” и была посвящена роли Распутина в русской истории. Ее в 1957 году Г.Д.Гребенщиков отправил Илье Петровичу Савченко для оценки и отзыва. В ответе И.П. Савченко пишет: “Ты называешь эту главу “рискованной”. И впрямь она рискованна. Ты хочешь изобразить Распутина как “голос народа”, как мужицкого посла к царю. Вряд ли, однако, исторически и психологически это было так . Во дворец царский он попал только по соображениям мистическим - как знахарь, как “чудотворец”, как обладатель тайных сил , способный совладать с болезнью наследника, чего не смогли сделать лейб- медики. Попав в царский дворец, он почувствовал, что без него уже не обойдутся, учел это и стал хозяином положения. Окружения царя увидело в нем человека, которого можно использовать в своих целях. Началось использование. Распутин стал в центре всевозможных интриг - и политических, и семейных” [8]

Судьба 8 тома неизвестна, поэтому трудно сказать внес ли ГД Гребенщиков изменения по совету И.П. Савченко. Переписывались они регулярно, так как ГД Гребенщикова очень заинтересовали эпизоды военных лет И.П. Савченко. На нескольких письмах И.П. Савченко рукой Г.Д.Гребенщикова написано: “К 9 тому эпопеи”. Например, это письмо от 20 февраля 1957 года с описанием подготовки к бою , самого сражения и приема у царя, где И.П. Савченко получит Георгиевский крест из рук Государя первым из всех представленных к награждению. Письмо написано на 15 страницах рукописного текста. 11 апреля 1957 года ГД Гребенщиков ответит:

“Твой очерк я считаю документом поразительной силы и, возможно, что на нем я построю самый конец девятого тома, те самый эпилог и АПОФЕОЗ эпопеи , который в целом должен составить конец моей работы . которую, быть может я назову Война и Бунт, чтобы это никак не было похоже на “Войну и мир”. Хотя у меня и действующие лица не похожи на высший класс Толстого и народ мой, мой Платон Каратаев не похож на Тостовский народ.” [9]

В последующем письме Г.Д. Гребенщиков еще раз подтвердит , что 9 том - последний том эпопеи, а И.П. Савченко назовет “ЖИВЫМ ГЕРОЕМ ОКЕАНА БАГРЯНОГО” и расскажет в письме , что прообразом полковника Жаркова является его близкий друг, живший в Чураевке , полковник Шнарковский. Именно его рассказы послужили событийной канвой “Океана Багряного”, потом автор пошлет их на проверку участникам и командирам армии Самсонова. И отыщутся свидетели описываемых событий, многие из них будут уверены, что и Г.Д.Гребенщиков их участник. Так из Австрии откликнется ротмистр Ветлиц, названный в романе Ветлин, который подтвердит, что написано все “ярко и правдиво”, а неправильно только одна буква в его фамилии. В конце письма Г.Д.Гребенщиков опять сравнит свою эпопею с “Войной и миром” :

“Я горд ,что сам написал 8 томов нечто вроде “Войны и мира” , только не о высшем свете Москвы и Петербурга, а о простом народе и не об одном Платоне Каратаеве, а о сотнях их , и эта параллель когда-то будущим судиям нашей литературы будет исторической летописью, хотя и не такого размаха, как Льва Толстого ” [10]

Таким образом, переписка была творческой лабораторией писателя. В письмах прослеживается работа над каждым томом эпопеи. Автор по письмам современников, участников событий , пишет жизненный сценарий эпопеи. Поэтому работа над очередными томами не идет так споро как хотелось бы их создателю. Обсуждение и корректировка глав эпопеи требовала времени.

Проходили шлифовку главы неизданных томов не только в переписке, но и в периодической печати. Так в 1933 году был опубликован отрывок “Андромеда” с пояснением : из неизданного тома эпопеи “Чураевы” (“Новое русское слово”, 24 декабря 1933 года) о встрече пианиста Сергея Ильича с дочерью, выросшей в СССР. Эта встреча радует и страшит отца, так как дочь выросла в ином “чуждом ему мире”, утратившем веру. И он счастлив, когда искру веры, ему удалось зародить в душе девочки. [11]

В том же году в журнале “Новая заря” был опубликован этюд из эпопеи “Райгородок ” о поручике Павлове, скучающем офицере и мечтавшем в роскошной усадьбе о “шикарном грехе”. Его мечты сбылись, он встретил пару голубых глаза. Роман для поручика закончился с его отъездом, а Галина полюбив его всерьез , осталась перед выбором сохранить его ребенка или , как советовала мать, отказаться от него. И она, предпочла оставить плод любви, то “живое, важное, мучительно- любимое, как сама жизнь”.

В 1941 году журнал “Новая заря” к Рождеству опубликовал “Огни в озере” с подзаголовком из эпопеи “Чураевы”, написанный уже в Лейкленде, штат Флорида. Эта зарисовка -внутренний диалог о вере, который ведет странник, наблюдая за прогуливающимися у озера: преподавателем колледжа , студентом, пожилой женщиной.

Ни в одном из вышедших из печати семи томов эпопеи эти главы не будут использованы. Но стремление к обретению веры и любви героев этих отрывков очень характерны для творческих исканий писателя в 30-40-е годы.

Интересно сравнить годы издания и эпиграфы ко всем томам эпопеи:

Название каждого тома неслучайно, объяснение названий с первого по пятый том мы находим в предисловии к 3 тому: “... в первом томе изображена в виде деревни “Чураевки” с ее яркими бытовыми фигурами, суеверием и верой, со страстями и любовью, старая патриархальная Россия; если во втором томе эпически рассказано о конце семилетних поисков всечеловеческого блага Василием Чураевым, который спустился с высоты своих парений в долину подвига и искуплений, то в третьем томе автор дает широкую и многообразную картину жизни его героев на земле, как “на великой, неоглядной русской пашне”.

Искушенный и устремленный к действию творческий дух человеческий должен был пройти через “веления земли” прежде, нежели предстать перед лицом жестокого, всеочищающего Судии. Ибо даже подвиги земные недостаточны для воцарения всепрощающего мира на земле, и потому герои Эпопеи, а вместе с ними и Россия, в этом III томе вступает в огненное испытание мировой войны.

Во всяком случае в “Велениях Земли” описаны последние восходы и закаты солнца на мирных трудовых полях России, над которой прозвучал великий “Трубный Глас”, призывающий все “сто племен с единым” к величайшим подвигам и жертвам”. [12]

Несомненно, “Океан багряный” - метафора войны, что подчеркнуто эпиграфами к этому тому. “Лобзание змия” - оксюморон, предельно заостряющий мысль автора о тяжелом похмелье пятого года и грандиозном ослеплении революцией семнадцатого года целого народа. То , что обольщение змеем- искусителем закончится трагедией становится ясно после прочтения эпиграфа: “Если змей ужалит без заговаривания, то уже нет пользы в заговаривателе”. Змей - искуситель - символ хорошо разработанный в христианском искусстве и восходящий к еще более раннему месопотамскому эпосу о Гильгамеше. Змей - символ дьявола, синоним Сатаны, в этом отношении название “Лобзание змия” эквивалентно библейскому “Поцелую Иуды”. В буддизме “зеленой змеей” называли один из трех животных инстинктов, присущих человеку, - ненависть.

В названиях трех томов стихии - земля, вода(океан), огонь (пламя), что говорит о грандиозности всего замысла, о желании автора коренным образом упорядочить мир.

Видя каждый том как символическую ступень к Храму, Г.Д. Гребенщиков обращается к образу восхождения, где лестница символизировала стадии восхождения от земного, естественного уровня бытия к небесному через сложный и мучительный процесс духовного обновления. В этом отношении обращает на себя особое внимание 10 том “Суд Божий”, который напоминает о втором пришествии Христа и доктрине “Четырех последних дел” - смерть , суд, ад, небо. Последние тома логично вписываются в доктрину “Четырех последних дел” :

СМЕРТЬ- “Лобзание змия”

СУД - “Суд Божий”

АД - “Пляска во пламени”,“В рабстве у раба последнего”

НЕБО - “Идите львами”, “Построение Храма”.

Г.Д.Гребенщиков будет много работать над эпиграфами к каждому тому, большинство из них он найдет в Библии. Уже к первому тому Г.Д.Гребенщиков предлагает эпиграф “И это пройдет…”, который, став универсальной формулой отношения автора ко времени и всем событийным перипетиям романа, будет повторен во всех томах. Эпиграф ко второму тому “Блажен человек, которого сила в Тебе и у которого в сердце шествие к Храму” еще раз подчеркивает мысль автора о том, что очередной том - это путь героев романа к Храму. Об этом же сообщается в послесловии романа : “Глубоко веря в светлое грядущее всего человечества, в муках прошлого постигающего тайну новых радостей, мы видим в двенадцати томах эпопеи Г. Д. Гребенщикова двенадцать символических ступеней ко храму мира всего мира.”[13]

Обращает на себя внимание увеличивающийся отрыв во времени издания томов, он гораздо значительнее в последние годы работы над эпопеей. Меняется сам автор, становится более зрелым и объективным его отношение к жизненному материалу, меняется и время. Несомненно, что не способствует работе над последними томами и все увеличивающийся отрыв от родины. В предисловии к седьмому тому Г.Д.Гребенщиков не скрывает, что ему не легко работать после 30-летней разлуки с родиной…

Однако он выполняет взятое на себя обязательство придать роману объективность и всечеловеческое содержание, и это отмечают критики его времени. В 1956 году к 50-летию литературной деятельности Г.Д. Гребенщикова, которая широко отмечалась в США, А.Н. Жернокова-Николаева написала в журнале “Возрождение”: “Автор творит настоящую эпопею, т.к. сам остается в тени и его присутствие чувствуется только в том гуманном настроении, которым проникнуто все произведение. В этой эпопеи представлены течения человеческой жизни. В ней автор выражает истинное содержание явлений без утаивания и без прикрас. Когда читаешь “Братья Чураевы”, то переживаешь ощущение самого бытия, ощущение подлинной реальности и понимаешь, какой высокой оценки достойно это произведение.” [14]

Не случайно, от этой оценки автор статьи переходит к анализу седьмого тома, т.к. действие эпопеи опять в “Чураевке”, но только в первой и второй главе. Главная героиня этого тома – Настя Чураева, жена Кондратия, отправляется на поиски мужа, который ушел на войну, и уже долгое время нет от него вестей. И действие романа опять расширяется – это вся Сибирь, пережившая войну и давшая ей оценку и уже вступившая в полосу революции. “Широка и необъятна Сибирская земля”, - говорится в “Лобзании змеи”, так широка и так необъятна, что не пришел еще певец, чтобы воспеть ее и изобразить ее величие.”

В 1926 году на 5-летии журнала “Сибирские огни” В. Зазубрин отмечал, что не написан до сих пор сибирский роман, объясняя это занятостью сибирских писателей, а “роман это досуг, это отрешенность на месяцы от какой бы то ни было работы . Это вороха книг, , это настоящий воздушный замок !” [15], с 212.

Однако первый сибирский роман уже был написан, без всякого отрыва от дел , более того, многие его страницы были созданы в окопах 1 мировой войны. К 1926 году Гребенщиков закончит и опубликует еще два тома эпопеи “Спуск в долину ” (1922 г) и “Веление земли” (1924 г ). Примечательно, что в военно-полевых условиях Г.Д. Гребенщиков пишет о мирной жизни, а о войне он будет писать, когда окопная правда уже отстоится и будет возможность писать объективно и просто, выбирая отстраненные ракурсы изображаемых событий и героев.

Г.Д. Гребенщиков, работая над этим произведением, ставит перед собой задачу , прежде всего, создать сибирский роман и эту задачу решает успешно. Так как в его эпопее “Чураевы” описывается Сибирь, включенная в мировые исторические процессы.

1. “Река Уба и Убинские люди”//Алтайский сборник, Барнаул, 1912.
2. Гребенщиков Г.Д.“Чураевы”. Иркутск , 1982.
3. “Егоркина Жизнь”.- Славянская типография. Southbury. Conn., 1966.
4. Фирсов А.Б. "Барнаул и барнаульцы". - Барнаул, 2001.
5. Гребенщиков Г.Д.“Былина о Микуле Буяновиче”. В трех сказаниях. Париж-Нью-Йорк, 1924.
6. Письма П. Балакшина . // “Современник”, 1976, № 30/31.
7. Государственный музей искусства, литературы и культуры Алтая

( ГМИЛИКА), фонд Г.Д.Гребенщикова, ед. хр.460/69.

8. ГМИЛИКА, фонд Г.Д.Гребенщикова, ед. хр. 534/4.
9. ГМИЛИКА, фонд Г.Д.Гребенщикова, ед. хр. 519/19.
10. ГМИЛИКА, фонд Г.Д.Гребенщикова, ед. хр. 519/18.
11. ГМИЛИКА, фонд Г.Д.Гребенщикова, ед. хр. 560/4.
12. Гребенщиков Г.Д.“Веления земли”. Нью-Йорк ,1924.
13. Гребенщиков Г.Д.“Спуск в долину”. Париж, 1922.
14. Жернакова-Николаева А. Баян Сибири.(К 50-летию литературной деятельности Г.Д. Гребенщикова) // Возрождение, 1956, № 52.
15. Литературное наследство Сибири. Т. 2 .Новосибирск, 1972.