ЯВЬ САМОЦВЕТНАЯ

Итак, долги завода загасили. Но, чтобы не наделать новых, завод должен действовать. И первое, что сделал "Алтайавтодор", -разместил в Колывани заказ. На бордюрный камень. Для любого камнерезного завода - это возможность вздохнуть финансово. И это было уже не искусственное дыхание. "Автодор" завершал обустройство обского моста в Барнауле, реально просматривалось строительство автомагистрали Алтай-Кузбасс, и колыванский гранит пришелся как нельзя кстати. А у колыванцев появилась и техника, и зарплата.

Зимой 2000 г. я встретил колыванцев в Барнауле.

- Ну что, дышите? - спросил я Александра Дербенева.

- Вполне рабочее дыхание. Ездили на выставку в Новосибирск. Чуть-чуть до золотой медали недотянулись. Пока что везем Диплом 1 степени. Но через год снова будет шанс на "Сибсамоцветах". И мы представим новые изделия.

Кстати, так и произошло. На выставку "Сибсамоцветы" Колыванский камнерезный представил вазу из белоречита не традиционной формы, но покоряющую изяществом отделки. Вазу выполнил Стельян Страйстару. В итоге - Большая золотая медаль.

Руководство "Автодора" в конце 2000 г. назначило директором экономиста. Владимир Александрович Загурских до Колывани работал в Чарышском ДРСУ. Летом 2001 г. у меня было несколько поездок в Колывань, я собирал материалы по истории завода советского периода. А они не только в архиве завода, но и в шкафу директора. Вот тогда и разговор у нас с Владимиром Александровичем завязался подробнее, чем в первые встречи. Я понимал, что Загурских еще не вошел в подробности завода исторические. Кроме того, у меня был маленький сюрприз для директора. Достался он мне в Курье, в кабинете начальника ДРСУ В.С. Овсянникова. Всей гурьбой участники экспедиции "Демидовская дорога" завернули в районное дорожное управление, чтобы позвонить в Барнаул. И вот Овсянников заговорил о Колывани и рассказал, что у него в конторе работает внучка героя одной из тех картин, что выставлена на обозрение в музее истории камнерезного дела. Я понял, что Овсянников имеет в виду полотно Г.Тарского -"Перевозка заготовки для "Царицы ваз". Но как-то не о чень стыковалось: внучка героя картины - это сейчас, а перевозка монолита - 1831 г. И я спросил:

- Как же фамилия внучки? И как ее дед попал на полотно?

- Фамилия Канунникова. А вот как попал, лучше у нее спросить.

И познакомил меня с Людмилой Николаевной. Мне она показала фотографию очень прелюбопытную. На маленьком снимке четверо мужчин что-то тащили на веревках. Позы у всех были вполне бурлацкие, видно, мужики работали всерьез.

- А что они тащат? - спросил я Людмилу Николаевну.

- Да ничего они не тащат. Это их художник так поставил. Веревки куда-то привязал - будто лямки у них. Он их рисует. Мой дед Антон Сергеевич, я в девках - Чеботарева, в лямке стоит первый. Шапка на нем чудная - конусом. Да и не было у него такой. Это художник придумал для картины про "Царицу ваз".

После этого мне оставалось только хлопнуть себя ладонью по лбу -как же я сразу не догадался.

Примерно то же сделал и Загурских, когда я показал ему фотоснимок. Но долго рассуждать не стал, а отнес его на ксерокс, поскольку отдавать оригинал я не собирался, пригодится для книги, а Владимир Александрович решил проблему:

- В нашем музее должна быть хотя бы копия. Картина ведь старая, будем знать натурщиков. Когда же она написана?

Я не знал, когда Тарский работал над полотном, но на снимке мы разглядели и фронтон стрижковской фабрики, и за спинами натурщиков размытые, не в фокусе, кирпичные колонны, штабель бревен...

- Возможно, это строится корпус напротив стрижковского. Тогда это 1962 год, - предположил я.

- Значит, картину Тарский писал тоже к юбилею.

- Какому?

- Посчитай. 160 лет заводу.

И уж коли произнесено было слово "юбилей", то наш разговор сам собой перешел на подготовку к событию. 200 лет камнерезному!

Доводилось мне бывать на заводе в те годы, когда в камнерезке было пустынно. Один-два человека вяло переходили от алмазного диска к наборному столу, проверяя подгонку деталей мозаики. А рядом, в огромном от безлюдности цехе, где распускали глыбы камня на фанеру, где обрезали блоки строгой формы, где раньше точили гранитные вальцы и то и дело вдоль станков урчал автопогрузчик, вообще было пусто, холодные тела станков железно помалкивали, и там, где раньше они лоснились от смазки, не видно было и слезинки машинного масла. Были обидно тихие для рабочих корпусов годы...

Но вот в те дни августа 2001 г., когда мы с Владимиром Загурских заговорили о юбилее, воздух в Колывани был совсем иной.

Последние годы многие барнаульцы, не имеющие прямого отношения к Колывани, но как-то душевно к ней тяготеющие, задавали мне один и тот же вопрос: "Ну что, завод совсем развалился?.."

Нет, отвечу публично. Не развалился, не остановился и живет, хотя седины он добавил многим. А новому директору Владимиру Загурских и седеть-то дальше некуда, но он не сбрасывает груз проблем завода на потом, на некую отдаленную перспективу, а, появившись в Колывани около года назад, придал иное, жизнетворное дыхание, иной темп жизни. И очень знаменательно то, что в трудную свою пору камнерезный завод не остался в одиночестве.

Помощь помощью. Она Колывани сегодня необходима. Но помощь извне пересекается еще с одним обстоятельством. Это - возраст завода. Колывань сама себе помогает своей историей. Ведь именно потому, что два века камнерезного центра не перечеркнешь, наоборот, к этому событию можно относиться только с гордостью, администрация края в мае 2001 г. приняла специальное постановление "О подготовке и проведении празднования 200-летия основания Колыванского камнерезного завода". Оно обстоятельно подготовлено, охватывает все сферы жизни поселка. Но цель моих записок - это сам завод. Да, нужна новая школа - и ее строят. Нужен ретранслятор - Колывань и по сей день не может увидеть программы краевого телевидения...

Но сердце поселка - завод. Вот и похож "План мероприятий по развитию завода" на историю болезни, где перечислены все недуги и назначены оперативные действия - как их устранить. И первым пунктом в этой "истории" - здание стрижковской шлифовальной фабрики. Проектировщики из "Наследия" к лету 2001 г. подготовили проект ремонта здания. Но прежде чем он появился, Хвоинский настоял: необходимо предусмотреть восстановление вододействующей установки. И не декоративного колеса, а чтобы оно давало энергию. Не были забыты и остальные здания, и территория окрестная.

Потому и жарким было лето у колыванцев...

...Мудро устроенная природой змея раз в год меняет кожу. Втискивает себя в развилку сучьев и протаскивает тело, освобождаясь от выползня. Тело молодеет.

Колывань, втиснутая в развилку экономических сучьев дефолтов и перестроя, протаскивает себя через них, омолаживая тело завода. И не только крышу перекраивает, а наполняет главный цех новой мускульной силой.

В огромном цехе, построенном в 1986 г., студенты "аграрника" выбрали намеченную по чертежам выемку под фундамент и в середине августа уже заполняли ее бетоном. Здесь установлен карусельный станок, способный обрабатывать любой камень в нескольких плоскостях. И художник Олег Демидов, разглядывая свой эскиз, примеряется, как будет выводиться каждая грань юбилейной вазы.

Пути осуществления мечты причудливы. Вот Олег мечтает о вазе к юбилею. У меня минувшие осень и зима прошли в поисках новых материалов о Колывани, и я бог знает в какой раз оглядывался на век XVIII и XIX. Сколько миру прошло по колыванской заводской плотине со дней ее завершения? И были среди мирского потока люди с именами известными в разной степени, ученые мужи. Я принялся "вычерпывать" из разных источников имена всех ученых, которые побывали в Колывани. Не стану приводить здесь весь ряд - он выстроился сам собой в хронологическом порядке. Скажу лишь, что в нем более тридцати достойных имен.

Эх! Как бы было красиво, если бы у входа на плотину - там пологий спуск, поставить две стелы из черного звонаря и выбить на камне эти имена! Две стелы - как две половины камертона, а ручка его не видна, она вросла в землю, в эту историческую почву, а сами боковые доли с именами - это камертон настроя на историзм места, именуемого Колыванью.

Человек, идущий к заводу, проходя через этот камертон историзма, настраивается ладом и соседством значительных имен на лад почти трехвекового пути Колывани, попадает в поле ее притягательности и мировой значимости. Ну почему же, даже оказавшись в благополучной Америке, писатель Георгий Гребенщиков оттуда пишет, как вопиет, а не поет: "...потом строил (скит - А.Р.) в Колыванском Заводе - есть чудесное такое место на Алтае. Помню -снял в аренду десятину земли на Белом озере, построил юрту и в какой-то сказочной полудреме жил там лето. Неописуема там красота лазури неба, Белого озера, Синюхи, Тигерецкого белка и дальних гор..."

Да прибавил бы еще ко всему этому Георгий Гребенщиков красоту камнерезного дела. И какого! По чьим проектам?

Входит человек на плотину - и слева, вдоль ограды, на срезанных и отшлифованных глыбах камня выбиты портреты и имена архитекторов Кваренги, Росси, Воронихина, Гальберга, Мельникова...

А если человек не остался жить в Колывани, то он выйдет попрощаться с поселком на бастионе и подойдет к верстовому столбу, на котором начертаны названия не случайных городов, а тех, где хранятся колыванские изделия, где они побывали на всемирных выставках. И начертано на гранях столба: "От Колывани - до Барнаула - 320 верст, до Петербурга - 4519 верст, до Чикаго - ..." Играет гранями память! Какая даль историческая откроется рядом с такой простой отметиной на лике Земли, как рельефно будет видна сопряженность судьбы Колывани с российской судьбой, да и российской судьбы сопряженность с окрестным большим миром.

(Продолжение следует).