уда еще идти, искать напрасно Былые отблески в глуши пустынь, Когда огни надежд везде угасли, Потрясены твердыни всех святынь?..
Но вот Царевна, по тропе долинной, Дошла до горной пропасти пустынной, Где не было ни птиц и ни зеленых трав, Ни полевых цветов, ни шепота дубрав. Но пеплом землю буря замела: Здесь шахт заброшенных зияет пасть - Здесь были сожжены священные тела: Здесь Русь цареубийц должна проклясть. Дрожа от ужаса и слез бессильных, Царевна преклонилась до земли И увидала на камнях обильных Следы кровавые в седой пыли: Внизу поток ручья по камням скачет. И показалось ей, что кто-то плачет Поблизости, как будто под землею: Царевна оглянулась: горный лес пустой, Хрустнули сухие ветки под ногою Да ветер зашуршал пожухлою листвой: Но плач опять как эхо повторился, И, удаляясь в лес, Царевну поманил: Как будто где-то отрок заблудился И лес пустой призывами будил. Царевна юная, в порыве жгучем, Свершая над собою знак креста, Тревожно мечется в лесу дремучем: Склонилась над ручьем, чтоб охладить уста, Но видит впереди скалу гранита, А на скале - распластанный орел: Румянцем залились ее ланиты: Орел родной, могучий и двуглавый, Но участь скорбную он здесь обрел. Тяжел был путь его из дальних стран - Стрела в груди. Сочилась кровь из ран. И вымолвил орел слова, как стоны: "Я должен здесь погибнуть без короны, Но я все тот же символ русской славы, Великой и святой твоей державы: Жесток теперь Святой Руси удел, Но я тебя одну найти хотел, Чтобы сказать: не потеряй креста!.. Не быть Руси без помощи Христа!" Орел замолк: Померкли очи славы. Закрылся клюв; на грудь поникли главы: Царевна близко подошла к орлу, Из теплой раны вырвала стрелу. В сосуд воды прозрачной налила, Омыла рану мертвого орла: Но все усилия были бессильны Перед всесильной волею небес. Иное назначение святых чудес. Лишь Воля Божья милостью обильна. И вспомнила Царевна о Царице И о кресте, ей посланном в пути. В тени дерев, у тела мертвой птицы, В смятенье и душевной битве, Она простерлась в трепетной молитве С крестом Георгия у девственной груди. Впервые не Царевна - Божья раба - Смиренным был ее земной поклон: И вдруг все погрузилось в дивный сон: Пред ней возникла грозная борьба. Вздымая вихри мощными крылами, Двуглавый ожил и взлетел: И диво! Откуда-то перед ее очами Явился Всадник на коне ретивом; А перед всадником, в наряде гада, В змеиной чешуе - исчадье ада, С угрозою протягивало жало И в страхе белого коня держало. Как молния вздыбил над змеем конь: Копьем разит Георгий, Воин Храбрый, Но Змей живуч, дыхание - огонь, И расширялись пламенные жабры: Так бился змей, невинных пожиратель, Дракон-Горыныч, черных сил держатель: И в тот же час из-за дерев предельных Отчаянья донесся крик свирельный. Как будто там над жертвою Дракон Неумолимый совершал закон. Но битва с ним упорно длилась - Вот уже солнце за гору спустилось. Как светлый луч разит тьму грозной тучи, - Георгий действовал своим жезлом. Все мужества лишь тем всегда могучи, Что смело борются с неравным злом.
Вот, наконец, в пылу последней схватки, Горыныч, пятясь, явно ослабел, Но сатанинские хитры уловки, Он искусить Царевну захотел: Он наступил на отрока больного, Прекрасного, но в рубище убогом, С чертами мертвенного страха на лице. Пусть поразит ее в глухом земном конце Вот этот лик из рода Мономаха. Над отроком Георгий простер жезло, Чтобы чудовище его похитить не могло. А Змей-Горыныч, пользуясь заминкой, Прикинулся лихою невидимкой И ускользнул от нового удара, Чтоб стать огнем всемирного пожара: И капля крови на стальном щите, Расширилась и стала морем крови: И не увидит мир цветущей нови, Но раскаленной уподобится плите...