вященна власть, когда она от Бога: Но горе всем владыкам и царям, Когда верховной власти хоть немного Доверено пролазам и псарям.
Не то, что всякий псарь царю не верен, - Есть и псари, достойные наград, Но здесь не псарь, - мудрец высокомерен, Cоветником был при дворе Услад. Не льстец-хитрец, не вор и не болтун, Всегда без сна на страже, ночь и день, Был он, однако же, большой колдун: И вот предстал как темной ночи тень.
В державе той, как и в любой державе, Был свой особый, деловой уклад, Когда Царевне о гражданской справе Глава-правитель подавал доклад. Не даром мрачная тоска томила Всю ночь, как первый черный страх: Как будто страшный великан-горилла Хотел напасть и растерзать в горах. Вот почему, в великом нетерпенье, Она главу правления ждала: Он страх ее рассеет без сомненья: Но страшен был защитников глава! Как будто маска на лице кумира, Любимца толп, держателя основ: Как будто потряслись основы мира. Так вот она, разгадка вещих снов!
Дрожащим голосом, с мольбою, С огнем, сверкающим из темных глаз, Не в силах более владеть собою, Он не сказал, а взвыл на этот раз: "Прости! Я больше не мудрец великий, Я не достоин собственных седин: Я жалкий твой холоп, бродяга дикий, Отверженный от века блудный сын!.. Ты верила, что я мудрец и гений, Что я апостол правды и добра: Нет, я слуга земных грехопадений, Я раб пороков, злата и сребра. Так овладел мной Змей, тиран планеты, Всех слуг его безжалостный мучитель: И нет покоя мне, спасенья нету: Ты знать должна - перед тобой губитель Всех светлых и божественных начал, Я их безжалостно в зачатке поражал. Я угашал святую правду Божью, Я воздавал не тем, кто заслужил. Так истину я возвеличил ложью И злом добро повсюду заменил. Из века в век подвластны мне народы: Их благо всюду насаждал мой бич. Их рабской кровью добыл я свободу, Дабы свободней был мой властный клич. Я презирал слугу как хама И прочно строил каторгу рабу. Трудами нищего воздвиг я храмы И мир готовил для него в гробу".
Безмерна боль немых вопросов Царевны, пораженной силой зла: Такое покаяье сына Россов Сжигало все желания дотла. Что это? Низкий царедворца страх? Подвох ли новый и бесчеловечный? Решение ли покаяться в грехах С открытым мужеством, чистосердечно? Или слепое трусости движенье, Когда князь зла влечет в пучину ада, Когда, у пропасти уничтоженья, Погубленной душе уж ничего не надо? Но злой Колдун не чуял искуплений За смертный грех, какого мир не знал - Тягчайшее из тяжких преступлений: И исповедь со вздохом продолжал: "Так мир для всех людей стал местом лобным, Взаимоистреблением утробным, Открытым кладбищем для благородства, Для светлых дел темницею уродства: И стал мне белый свет навек постыл, Ибо творить добро я не имею сил!.. Какая скука - сеять без надежды, - Когда уроды служат красоте, Когда законы знания творят невежды, Когда все молятся бездушной пустоте:" "Кощунствуешь!" - воскликнула Царевна. "Я все кляну!" - взревел он на нее. И взгляд его метнулся к небу гневно: "Доколе же он терпит зло мое? Зачем щадить врага в борьбе неправой? Зачем в пределах твоего двора Преступность покрывается со славой?.. Познать всю истину тебе пора!.. Все кончено с судьбою человека: На край погибели пришел весь свет: Никто не мог помочь ему от века - Ни Будда, ни Христос, ни Магомет!.. Но я перед тобою отвечаю - Тебе злой жребий вынуть суждено: Всю мира скорбь тебе одной вручаю - Великих жертв ничтожное зерно!.." И он прибавил сухо и сурово Еще одно убийственное слово:
Бела как снег, недвижна и безмолвна, Неумолимо-царственно строга, Царевна слушала слугу верховна, Досель неведомого ей врага: Как первый гром над малой пташкой Мая, Как смертный град над нивой трудовой, Все на пути своем испепеляя, Пронесся смерч над грезой золотой. Змеею зло ужалило Усладу, Все царство змеем облегло: Кого молить, кто может дать пощаду, Когда вокруг владычествует зло? Последнее признанье колдуново, Как пламя адово в душе горит: О, жуткое, неслыханное слово: "Последний Русский, Белый Царь убит!" И огненной волной святого гнева Наполнилась невинная Услада. С угрозой властною Царевна-Дева Спросила страшного посланца ада: "Как смел прийти ты с вестию такою? Как мир посмел содеять это зло? Как смеешь сам ты быть передо мною? Как смеет солнце светить так светло?" "Я пред тобой как тень земных хотений. Я - быль, украшенная небылицей, Но в яркий день чернее призрак тени - Везде я поползу твоей темницей!"
Но старика заметно покидала сила. Он помолчал и досказал уныло: "Убит не только Белый Русский Царь, убиты все: царица, все царевны: И, кажется, царевич-государь!.." "Царевич?!" - вскрикнула она напевно, И эхо первое здесь прозвучало, Тоскливо облетело небосвод, Безмолвием все радости сковало, Откликнулось во всех глубинах вод, И в недрах гор грозою отдаленной, И в буйных ветрах песни похоронной, И на просторах снежною метелью, И на лугах пастушеской свирелью, И в глубине взыскующих сердец: Все царство облетел тоски гонец.
