Плевицкая Надежда Васильевна (1884 – 1940), российская певица (меццо-сопрано). Исполняла русские народные, главным образом городские, песни. После 1920 года – за рубежом.

Обращает на себя внимание год: “1953”. Дело в том, что портрет Плевицкой Сергей Тимофеевич делал в Америке, и позировала ему сама певица. Не знаю, удалось ли скульптору привести бюст в СССР в 1945 году вместе с многочисленными бюстами Ленина, маршалов или ваял он его заново, по памяти?

В пространных мемуарах С.Т. Коненкова я не нашел упоминания фамилии Гребенщикова. (Воспоминания, статьи, письма. М., 1984). Даже бюст Георгия Дмитриевича, сделанный скульптором в Нью-Йорке, имеет удивительно загадочное название: “Путь Человеческий”.

Однако о скульпторе С.Т. Коненкове мы поговорим позже, а сейчас вернемся к Плевицкой, гостившей у Гребенщикова в Чураевке в 1926 году. Это она предложила Георгию Дмитриевичу назвать русско-американскую деревню Southbury – Чураевкой, это она очаровала писателя своими задушевными песнями о России, это она надписала и подарила Гребенщиковым свою книжку “Дёжкин Каргат”.

Скажите, у какого покинутого своей Родиной человека не навернется слеза, когда прекрасная русская женщина, одетая в праздничный роскошный сарафан и кокошник, усыпанный жемчугом, задушевно, красивым и звонким голосом запоет?

Занесло тебя снегом, Россия,
Запуржило седою пургой,
И холодные ветры степные
Панихидой поют над тобой.

Но все начиналось в 20-е годы 20-го века во Франции, продолжилось в далекой Америке и закончилось (закончилось ли?) недалеко от Парижа.

Ясное воскресное утро. За несколько минут до одиннадцати, 26 января 1930 года, прямо посреди улицы в седьмом районе Парижа, двое мужчин в черных пальто под присмотром полицейского насильно втолкнули в остановившееся такси пожилого человека. Так был похищен боевой генерал Александр Павлович Кутепов, руководитель Российского Общевойскового Союза (РОВС). Как выяснилось почти через 35 лет, ловушку устроил бывший начальник штаба Кутепова генерал Штейфон, который сообщил генералу, что двум представителям антибольшевистского подполья, прибывшим из Советского Союза (на самом деле это были резидент ОГПУ в Париже Николай Кузьмин и один из ведущих нелегалов ОГПУ Андрей Фихнер), необходимо немедленно с ним встретится и что они ожидают его в таксомоторе. В этой операции ОГПУ помог парижский полицейский, коммунист по убеждениям, так что если кто-то из прохожих и видел, как Кутепова запихивали в машину (один прохожий действительно это видел), то он принял происходящее похищение за полицейский арест (чем это на самом деле и было).

В 12 часов дня 26 января Штейфон зашел в квартиру Кутепова и попросил, чтобы тот его принял. Жена Кутепова ответила, что муж ее еще не вернулся с богослужения в память погибших.

Штейфон остался ждать возвращения генерала. Время шло, генерал не возвращался. Жена Кутепова начала волноваться и даже порывалась позвонить в полицию. Однако Штейфону в течении нескольких часов удавалось отговаривать ее обращаться именно туда. Сначала он изложил несколько возможных версий отсутствия генерала, а затем предложил навести справки в белогвардейской среде. Как мы теперь знаем, Штейфону было нужно, чтобы не поднимался шум, пока машина с похищенным генералом мчится в Гавр, где в порту ее уже ждет Советское судно. Свидетели, допрошенные (после похищения генерала) французской сыскной полицией, будто бы видели как какого-то человека тащили на советский пароход. Однако похищение, в полном смысле этого слова, не удалось. Слабое сердце генерала не выдержало анестезирующего средства, которым воспользовались похитители. генерал умер от сердечного приступа, не доехав каких-то две сотни миль до России.

ОГПУ не удалось допросить генерала и таким образом раскрыть оставшиеся тайны белогвардейских заговоров против Советской власти.

Вскоре после похищения Кутепова ОГПУ наняло еще одного эмигрировавшего в Париж генерала. Это был Николай Скоблин, бывший командующий Белой дивизией времен Гражданской войны. К тому моменту жена Скоблина, страдающая ностальгией певица Надежда Плевицкая, известная как “курский соловей”, уже в течение ряда лет поддерживала связь с ОГПУ. В середине двадцатых она пыталась получить разрешение вернуться в Советский Союз, однако Дзержинский не дал своего согласия на ее возвращение.

Несколько недель после похищения Кутепова генерал Скоблин (муж Плевицкой) и сама Надежда Плевицкая почти ежедневно посещали жену Кутепова, чтобы выразить ей соболезнование и узнать о ходе расследования обстоятельств его исчезновения.

“Скоблин и его жена постоянно говорили мне, что муж мой все еще жив, - сообщила позже жена Кутепова. – Когда я выразила удивление такой уверенности, Плевицкая сказала, что видела сон, подтверждающий это”.

Умение Плевицкой прятать свои истинные чувства и способность тронуть сокровенные струны в эмигрантском сердце, напевая что-нибудь вроде “Ах, мать-Россия, ты вся покрыта снегом” и другие сентиментальные песни и романсы, позволила ей и Скоблину проникать в белогвардейские общины во всем мире.

В течении многих лет ОГПУ и пришедшие ему на смену организации с возмущением отрицали свою причастность к похищению Кутепова. В конце концов, такая причастность была признана СССР почти случайно в 1965 году в некрологе, опубликованном КГБ по поводу смерти организатора похищения Пузицкого.

Наследник Кутепова в качестве главы РОВС, генерал Евгений Карлович Миллер, страдал наивностью в не меньшей степени, чем его предшественник. Одним из первых его опрометчивых шагов стало препоручение большой части финансов РОВС жулику и махинатору, некому Ивану Крюгеру. К тому времени, когда Крюгер разоблачил себя в марте 1932 года, денег уже и след простыл. Летом предыдущего года, еще до скандала с Крюгером, Деникин мрачно высказался в письме другу: “РОВС впал в оцепенение. Он больше не подает ни малейших признаков жизни, если не считать непрекращающихся внутренних интриг. Настоящая неразбериха.”. Наиболее серьезная из этих внутренних интриг была развязана генералом Шатиловым, который без всяких подсказок со стороны ОГПУ организовал серию заговоров с целью подорвать власть Мюллера и вызвал двух других белых генералов на дуэль. Хотя обе дуэли были отменены, французские власти пригрозили Шатилову аннулировать его вид на жительство. В конце концов, генералу позволили остаться при условии, что он ни под каким видом не будет заниматься политикой. Шатилов покинул РОВС и, как и многие другие известные при царском режиме люди, в затруднительном для них положении, стал работать таксистом.

Благодаря неумелому руководству Миллера и интригам Шатилова РОВС дестабилизировал сам себя, без всякой помощи со стороны ОГПУ. Однако ОГПУ все же приложило руку к тому, чтобы ускорить этот процесс.

Генерал Скоблин оставался наиболее влиятельным агентом ОГПУ внутри РОВС. В 1933 году Миллер поручил ему руководство “секретной деятельностью в Финляндии”. Годом позже с помощью финской разведки Скоблин переправил двух агентов РОВС через советско-финскую границу. Обоих уже поджидали сотрудники НКВД Однако перебежчики, мгновенно выхватив из карманов пистолеты, сумели возвратиться на финскую территорию. В дальнейшем финны отказались помогать в организации переходов через границу, весьма прозрачно намекнув при этом, что у них имеются данные, изобличающие Скоблина как агента НКВД. Возмущенный Миллер отверг эту информацию, отозвавшись о Скоблине как о “постоянной жертве интриг и злостных клеветников” и назначил его “главой иностранной контрразведки”.

Вы, может быть, помните многосерийный кинофильм “Операция Трест”? Там все события, о которых здесь упоминается, представлены более подробно.

Следующей жертвой “мобильных групп” НКВД стал глава Белогвардейского РОВС генерал Миллер. В декабре 1936 года начальник ИНО Слуцкий лично прибыл в Париж для того, чтобы начать подготовку похищения Миллера. Он обратился к Кривицкому, резиденту в Нидерландах, с просьбой порекомендовать двух агентов, способных выступить в роли немецких офицеров. Кривицкий понял смысл этой просьбы лишь восемь месяцев спустя, когда был похищен Миллер.

22 сентября 1937 года Миллер исчез, похищенный, как семью годами раньше Кутепов, прямо среди белого дня на одной из парижских улиц. Однако в отличие от Кутепова он оставил записку своему генеральному секретарю генералу Кусонскому, которую надлежало вскрыть в том случае, если он не вернется. В записке указывалось, что у Миллера была назначена на 12.30 встреча с генералом Скоблиным и что они должны были встретиться с двумя “немцами”, военными атташе из соседней страны и сотрудником посольства в Париже. Вечером того же дня вице-президент РОВС генерал Кедров и генерал Кусонский послали за Скоблиным. Когда он прибыл в штаб-квартиру РОВС, его спросили, куда отправился Миллер. Не зная об оставленной Миллером записке, тот отрицал, что вообще видел Миллера. Тогда Кедров и Кусонский предъявили записку. Скоблин продолжал отрицать, что встречался с Миллером. Кедров и Кусонский настояли на том, чтобы Скоблин отправился с ними в полицейский участок. На лестнице Скоблин оттолкнул их, сбежал вниз и исчез. Догнать его преследователям помешала темнота в подъезде. К тому моменту, когда они выбежали на улицу, Скоблина и след простыл.

Скоблин бежал из Парижа на самолете, заказанном для него Орловым (когда Орлов в 1938 году сам бежал из СССР, он сохранил золотое кольцо Скоблина в качестве доказательства своей причастности к этому делу).

Говорят, что Скоблин погиб во время воздушного налета на Барселону в период гражданской войны в Испании. По некоторым же сведениям Скоблин был ликвидирован агентами НКВД.

Видимо руководствуясь французским наставлением: “ищите женщину”, власти Парижа немедленно арестовали жену Скоблина Надежду Плевицкую.

Следствие продвигалось быстро и уже в декабре (всего через два месяца) певица предстала перед судом, была признана виновной в сообщничестве при похищении генералов Кутепова и Миллера и осуждена на 20 лет каторги. На процессе Плевицкой обвинитель заявил, что, по данным следствия, проведенного сыскной полицией, Миллера отвезли в здание советского посольства, где он был обездвижен, помещен в большой сундук и доставлен на советское грузовое судно “Мария Ульянова”, ожидавшее в порту Гавра. Несколько свидетелей видели, как сундук грузили на борт судна. Находившийся под действием сильных наркотических веществ Миллер был жив. В отличие от Кутепова он перенес путешествие в Москву. Там его подвергли допросам с применением пыток, пытались получить от него обращение к белоэмигрантскому движению о прекращении сопротивления. Миллер отказался. Генерала тайно судили и расстреляли в стенах Лубянки.

Судебный процесс над Плевицкой был открытым. На суде Плевицкая, вспоминает Бурцев (писатель, агент ОГПУ), вела себя настолько цинично, что восстановила против себя весь состав суда присяжных.

В лице Плевицкой французский суд карал не только ее одну, но и всех тех русских, которые, пользуясь их гостеприимством, сводят личные счеты. И, того хуже, - играют роль иуд, губящих свой народ.

А где же Скоблин, генерал? Где наш красавец – высокий, стройный и чернявый. Храбрец истинный. Георгиевский кавалер, владелец Георгиевского золотого оружия. Все заслужил честно, никто за него в штабах не радел. И что же? Представьте, агентом-провокатором вдруг обернулся. Нет, не вдруг, конечно. Гм, вот уж точно: ищите женщину.

И вот она! Жена его Плевицкая, в девичестве Надежда Винникова, по-деревенски, по-соседски – Дёжка. Натура, как пояснил нам музыкальный критик, истинный соцреалист, натура почвенно-крестьянская.

Соловьи всех курских рощ ее признавали певицей несравненной. И не замедлили признания Петербург и Москва. Рукоплескали дивной деве и государь, и дети государя, кавалергарды, кирасиры. Явились Дёжке деньги. И немалые. На милой родине она купила лес, купила землю, дом поставила и пашней пособила брату, мужик, как говорится, “ослабел”. Ах, Надя, Наденька! Не ходила мама в старомодном ветхом шушуне. И дочь ее не распускала нюни под забором, а твердо знала, как знает каждая крестьянка, - ты пой, да дело разумей. Коня на скаку остановит? Конь сам перед ней, как лист перед травой. И всадник эполетный смотрел влюблено на барышню-крестьянку. Она любить любила. И первую свою любовь не позабыла в нескольких замужествах. В прусском ельнике похоронила кирасира. Последняя любовь – Николай Скоблин. На свадьбе отцом-то посаженным был сам генерал Кутепов. Ох, Коля, Коленька, он был на десять лет моложе, и она до последних своих дней тосковала по Коленьке за решеткою каторжной тюрьмы, и никто в этой тюрьме не верил, что она пела когда-то по русскому императору… И здесь, во Франции, ей случилось музицировать с Рахманиновым; и здесь в Париже, Ремизов писал для ее книжки “Дёжкин Коргад” предисловие. Но о них - ни слова. Не то чтоб не поверили, а попросту остались в равнодушии: в провинциальной каторжной тюрьме отроду не слыхали про русских гениев… В тюрьме, однако, любили русскую певицу за ее томление-тоску по Коленьке; жалели – мсье женераль покинул бедную мадам, да и скрылся из виду.

И жили-то они, как говорится, душа в душу. Все годы странствий на чужбине. Ее концерты – в Риге и Варшаве, в Праге и Белграде, в Берлине и Брюсселе, в Нью-Йорке и Сан-Франциско – придавали ностальгии боль надрывную, боль физическую, до слез, до обмороков, до экстаза – “И будет Россия опять!”. Это уж была ее скорбь о родном народе.

В отличии от многих – эмигранты не у тещи на блинах: ешь простоквашу, если ничего не умеешь, салатик жуй да слушай соловья. У них, французов, соловей не знает больше четырех колен – в отличие от многих русских.

Плевицкая нужды не ведала. Тому причиной был вовсе не генерал, сама она имела средства, имела и практическую сметку. И вы бы в этом убедились, посетив их виллу, в недалеком от Парижа опрятном, тихом и зеленом Озуар-ля-Феррьер.

Но не Скоблин наставлял Надежду Васильевну, как вести себя, как помогать ему. О, нет, она сама указывала, что делать, как поступать. А муж ее, генерал, не без ее участия, ведал секретной службой в миллеровском РОВСе. И вот он исчез, что сталось с ним, - неизвестно.

Плевицкой дали двадцать лет. И обрядили в каторжное, шинельное, кусачее… Ноги в деревянные сабо. Она ждала вестей от Скоблина, из России. Молилась, плакала, рвалась. Тюрьма находилась в предместье Парижа. Были слышны гудки локомотивов, тяжелое движение поездов, и в забытьи ей чудилось – о, Господи, ведь там, в стране рабочих и крестьян, желают возвращения Дёжки Винниковой, чтоб пела Дёжка своему народу: “Не спи, вставай, кудрявая, навстречу дня…”. А раз так, то могут и вызволить, и обменять, чего-нибудь добиться. И голосом, обретшим силу, отчаянно взывала к небу: жи-и-ть хочу-у-у!

Ждала Надежда Васильевна, что освободят ее могущественные “хозяева”.

Не дождалась.

Умерла в октябре, в возрасте 56 лет.

Причиной “забывчивости” всесильного ОГПУ, видимо явился шум, наделанный ее судебным процессом и промашкой Скоблина (кодовая кличка “Фермер”), действовавшего под непосредственным руководством Шпигельгласа через Плевицкую. Скоблину удалось заманить Миллера на явочную квартиру НКВД, где якобы должна состоятся его встреча с офицерами германской разведки. Там он и был задержан. В связи с исчезновением Миллера французские власти заявили решительный протест советскому послу во Франции, настаивая на том, что тот был на самом деле похищен и доставлен на борт советского судна. Они даже угрожали послать свой эсминец для перехвата в море советского судна. Наш посол Суриц категорически отверг все обвинения, предупредив французов, что они понесут ответственность, если мирное советское судно “Мария Ульянова” будет остановлено и обыскано ими в международных водах. В любом случае, по словам посла, генерала Миллера там все равно не найдут. В результате советское судно не было задержано и благополучно проделало свой путь от Гавра до Ленинграда. Миллер был доставлен в Москву, где его допрашивали, он отказался подписать обращение к белой эмиграции о прекращении борьбы с советской властью, был судим и расстрелян в 1939 году на Лубянке. Его похищение наделало в то время много шума. То, что генерала удалось обезвредить, привело к развалу всей организации бывших царских офицеров, сорвав планы их сотрудничества с немцами в войне против нас.

Кто может знать, что заставило Надежду Плевицкую согласиться работать в ОГПУ? Что сообщала она туда о русских эмигрантах? Какие характеристики, составленные Надеждой Васильевной на Гребенщикова и его друзей, хранятся в архивах ФСБ? Вопросов, пожалуй, больше, чем ответов.

В статье исследователя А. Изотова есть следующая информация:

“… Вторую и большую половину жизни (ГДГ – Прим. А.Ф.) вынужден был провести в эмиграции, вначале в Европе, потом в Америке, где умер в 1964 году в штате Флорида от паралича – в ночь перед возвращением на родину, горячо им любимую, от волнения не выдержало сердце. Его друг Сергей Коненков уехал один, хотя разрешение было дано обеим друзьям”.

Что это? Грубая описка первого советского исследователя творчества Гребенщикова А. Т. Изотова?

Мы знаем, что Сергей Тимофеевич Коненков вернулся в СССР в 1945 году в возрасте 71 года (Гребенщикову было в то время 61 год). Уехал скульптор Коненков в Американскую командировку всего на два года и “забыл” (ну, забыл человек, с кем не бывает?) вернуться в Россию. Странные люди - эти художники! Вспомнил, что “забыл”, совершенно случайно, через 15 лет, когда на выставке Давида Бурлюка в Нью-Йорке встретился с советским консулом В.И. Базыкиным.

Приведу несколько, на мой взгляд, интересных выдержек из книги С.Т. Коненкова “Мой век” (Воспоминания. Издание второе, дополненное. М., 1988).

1. “… Я отправил в дар Советскому правительству бронзовую фигуру Ленина – один из многочисленных этюдов ленинского цикла, выполненных в годы жизни в США”

2. “… Победы советских войск вызвали во мне чувство восхищения. Я желал хоть как-то откликнуться на эти решающие события и принялся по газетным и журнальным фотографиям лепить портреты Г.К. Жукова и К.К. Рокоссовского, И.С. Конева и Р.Я. Малиновского”.

3. “… Не помню, по какому случаю, но было такое дело: мы попали в гости к авиаконструктору Сикорскому – ярому монархисту. У него загородный дом с обсерваторией, “благовоспитанные” детки, без всякого повода рассуждавшие так, что большевики сами едят, а маленьких детей морят голодом.

- Папа, ты сделай бомбу для них за то, что они сами пьют молоко, а детям не дают.

Такие “детские” рассуждения довелось мне услышать в доме заклятого врага Советского государства. Сам Сикорский с особой гордостью демонстрировал часы – подарок царя.

Вот из такого парника (и ему подобных) и брали рассаду люди, заинтересованные в разжигании вражды к СССР”.

4. “Мисс Сиппрелл, художник-фотограф, и ее секретарша привели Плевицкую ко мне в студию. Плевицкая еще в России знала меня как скульптора. Согласилась позировать. Я работал самозабвенно. Мне тоже хотелось, чтобы всегда звучал ее голос, чтобы образ красивой русской женщины-певицы не исчез из памяти народа. Ведь она первая вывела русскую народную песню на большую эстраду.

На портрете, сделанном мной, Плевицкая одета в любимый наряд – сарафан и кокошник. Я постарался в облике ее подчеркнуть то, что она русская, крестьянка”.

5. “Срок пребывания в Америке истекал, а работы – непочатый край. Обратился с просьбой продлить визы в Наркомпрос, которому мы, художники, ведомственно были подотчетны. Наркомпрос связался с Наркоминделом. Наркоминдел поручил заняться нашими визами советскому посольству в Мексике (с США дипломатических отношений у нас тогда еще не было). Загруженный огромным количеством заказов, я не придал значения тому, что соответствующие бумаги слишком медленно продвигались по дипломатическим каналам, а потом и вовсе перестал ими интересоваться. Дорогой ценой заплатил я за свое несерьезное отношение к своевременному возвращению на Родину… Видно, не последнюю роль сыграло и мое ближайшее окружение, которое не предостерегло меня от этой ошибки, а скорее, все более оттягивало решение этого вопроса”.

О какой “дорогой цене” говорит Коненков? Глава в его книге воспоминаний, из которой взята эта цитата, называется… (Как бы Вы думали?) – “Американская мертвечина”.

Попробую перечислить всех, кого С.Т. Коненков упомянул лишь в одной главе своей книги “Мой век”,из тех, кто был знаком или встречался с ним в Америке.

Арцыбашев, Базыкин, Блажевский А., Бринтон, Богородский Ф.С., Бородин, Букин, Бурлюк Д., Вильямс Мериэнн, Высоцкий, Гаркави Минна, Гардинер-Беттинджер, Голенищев-Кутузов Сергей, Горький А.М., Гофман Мальвина, Гречанинов, Григорьев Б., Девис, Дровянников В.Е., Казущик Д.И., Канн Отто, Карпович, Качалов В.И., Кент Роууэлл, Книппер О.Л., Крейн, Курнаков, Куренко Мария, Кусевицкий С., Левин Ф.М., Леонтьев, Линдберг Чарльз, Лужский В.В., Льюэллин, Майер Адольф, Маринич, Льюэллин Карол, Миколюк, Миллиоти, Москвин И.М., Народный И.И., Ногуччи, Павлов И.П., Петрункевич, Плевицкая Н.В., Рахманинов С.В., Рокфеллер, Ряжский Г.Г., Сомов Е., Станиславский К.С., Стейнвейн, Стейндиж, Судейкин С., Сытин И.Д., Торн Анна, Тосканини, Фешин Н., Филдс Митчел, Флекснер Саймон, Флоринский, Хейфиц Яша, Хилквит Морис, Унтермайер, Храброва И.Н., Цимбалист, Чендлер, Чавчевадзе, Чехов М., Шаляпин Ф.И., Энштейн А., Яхонтов.

В этом внушительном списке имен и фамилий 70 человек. Среди академиков, миллионеров, писателей, художников, швейцара и разносчика почты, нет Гребенщикова, нет имени Георгия Дмитриевича - “друга” (по А. Изотову), того самого, чей бюст Коненков ваял в Америке, назвав работу свою “Путь Человеческий”. Кто поверит, что это простая, а не умышленная забывчивость?

А что же сам Гребенщиков?

Что же писал Георгий Дмитриевич и печатал в американских изданиях о С.Т. Коненкове?

Есть в Барнаульском Музее истории литературы, искусства и культуры Сибири большой очерк Гребенщикова “С.Т. Коненков” (23 листа), написанный писателем в 1930 году. Лежит работа Гребенщикова там нечитанной вот уже более десяти лет и вряд ли кому (О, горе!) удастся с ней познакомится, пока стережет ее от солнечного света владелица музея госпожа Геростратовна.

История знает немало “добровольных” радетелей и “защитников” русской культуры.

В 1926 гг. при ОГПУ приемником Дзержинского Менжинским был создан самостоятельный и независимый от Иностранного отдела разведывательный Центр как параллельная разведывательная служба для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического характера и подготовки диверсионных операций в Западной Европе, Японии и других странах мира. Практически везде создаются “мобильные группы” “боевиков-ликвидаторов” и целая армия осведомителей. Одной из задач таких групп было выяснение настроений миллионов эмигрантов из России. “Игра”, что называется, велась по-крупному.

Что же сейчас? Неужели живы еще их потомки? Потомки не по роду, а по убеждениям и духу?

Доверчивый и добродушный Гребенщиков, принимая у себя в Чураевке многочисленных гостей, вовсе и не предполагал, что души некоторых из них не так прозрачны и чисты как вода горных сибирских рек его родного Алтая.