Г. Д. Гребенщиков
“Сайляу” - это поголовный киргизский съезд для выборов волостных управителей, происходящий один раз в каждые три года.
Сайляу – это великое торжество на всей степи, это единый в три года национальный праздник, продолжающийся иногда более месяца. Сайляу проходит в очень торжественной обстановке: на джейляу, т.е. на место свежего весеннего кочевья, съезжается все уездное начальство. Причем, настолько охотно, что захватывают с собою всех домашних чад и даже гостей, потому что помимо чисто театрального интереса выборов степная жизнь на Сайляу в течение двух-трех недель дает слишком много: и чудный воздух степи, и роскошные юрты, кумыс, баранину, и особенное только одним киргизам свойственное гостеприимство.
На Сайляу, кроме уездного и крестьянских начальников, приезжает податный инспектор и его помощник, адвокаты, огромные штаты секретарей и писарей, богатые коммерсанты, очень ловко делающие выгодные дела под шумок Сайляу, и другие заметные и незаметные “тахсыры”. Я уж не говорю о наезде всей самой роскошной киргизской знати.
Нынче Сайляу началось в пятнадцатых числах июня, и уже с этого времени на базаре Усть-Каменогорска и вообще в городе стали лихо, целыми кавалькадами рыскать расфранченные киргизы с подвернутыми краями цветных малахаев на тщательно выбритых головах.
Тут и там видишь группы всадников с горящими глазами, о чем-то таинственно переговаривающихся. Дело в том, что в противоположность обычаям крестьян, которые в волостные старшины, например, идут неохотно и смотрят на честь избрания как на некоторую провинность – киргизы на выборы их в управители смотрят не только с гордостью, но и с широкими корыстными целями. Поэтому и самые выборы совершенно открыто сопровождаются бесцеремонной агитацией. Тогда на счету всякая голова. В другое время киргиза-углевоза или даже работника никто не видит, а здесь он на виду и на счету, к нему солидно подъезжает какой-нибудь степняк и не только вежливо здоровается, но и задаривает кирпичом чая, а то и полуштукой ситца для того лишь, чтобы он голосовал за желанного кандидата. И этот незаметный кармалай (чернорабочий) бросает все свои обязанности, одевается в наилучший бешмет и хоть на последней кляче скачет в степь на Сайляу. При этом весь он изменяется, вырастает в собственных глазах, так как может голосовать за кого угодно, хотя и получал “куртасас” (подарок).
Выехав в степь по Зайсанскому тракту, еще на пароме через реку Иртыш, нам пришлось наблюдать сцены общего возбуждения. Так, двое киргиз ехали из села с какой-то эстафетой к своему управителю, а другие трое ездили подавать по телеграфу жалобу на действия нежелаемого, но еще несмененного управителя, чтобы всячески подорвать его авторитет. Обе группы киргиз оказались из одной волости, но из противоположных партий. Антагонизм сейчас же сказался при въезде на паром. Подавшие жалобу, хотели во что бы то ни стало оставить везущих эстафету на один рейс, что составляет примерно полчаса. За это время они успели бы убежать очень далеко и там прогреметь о жалобе. Но эти отлично были осведомлены, как и те, и ответили нагайками. При криках и потасовке все пятеро всадников вбежали на паром полным карьером и стали драться, неистово ругаясь и остря по адресу кандидатов управителей. При помощи посторонних лиц удалось укротить ретивых выборщиков, но, съехав с парома, все они кинулись байгою рассчитывая уже на выносливость и легкость своих лошадей. Но скоро по одному противнику из каждой партии отстали, так как у них оказались плохие кони. Они, ругаясь, ехали рядом с нами и, пиная стременами лошадей, чукали и всячески нудили их…
Настала, между тем ночь, вся укутанная в плащ приближающейся грозы. Лошади не видели дороги, и то и дело сбивались в сторону. Пришлось ехать шагом.
Соперники киргизы оказались поэтому нам “джолгасами” (попутчиками). И с одним из них, знающим довольно хорошо русский язык, мы вступили в разговор.
Он этому очень обрадовался и злорадствовал. Что его враг не знает содержания нашей беседы.
Зато тот. Видимо, ревновал нас к своему врагу и то и дело спрашивал у меня:
- Не айтасыз – бай, айт?... (т.е.: “Что говорите, хозяин, скажи!”)
Я, утешая того, склонял к миру другого и попутно входил в содержание настоящего Сайляу.
Оказывается, третьего дня на одной из площадей Кызыл-Су (Красная вода) происходила настоящая боевая схватка: на поле брани выбежало свыше трехсот джигитов, вооруженных сулюками (палками, к которым привязывают аркан для ловли лошадей в табуне) и дрались несколько часов. Человек шесть увезли избитыми до полусмерти, и трем одели “красные шапки”, т.е. пробили до крови головы.
Причина, очень типичная в этих случаях. А в данном случае - такова:
Управитель Уралбек, хороший, добрый и богатый человек. Он не притеснял бедноту так сильно, как это делали другие. Он затратил на эти выборы свыше трех тысяч рублей наличными, не считая скота и угощения. Другой управитель Акатай, бывший и снова претендующий на власть управителя, хоть и потомственный дворянин, но будто бы жадный до взяток. Будет брать их с живого и мертвого. За большие взятки будет укрывать воров, будет подкупать начальство, и житье будет плохое… Но он небогатый и не был бы опасным соперником Уралбеку, если бы ему не помогал богатый золотопромышленник татарин Мусин, который, преследуя свои интересы, хочет избавиться от Уралбека, не желающего выполнять все его капризы. Зато Акатай, во имя которого Мусин тратит на подкуп выборщиков седьмую тысячу, не считая товара, будет угодлив Мусину во всех отношениях: в случае ли тяжбы с должниками, в случае ли контрактирования рабочих, в случае ли окортомления золотосодержащих площадей.
Поэтому сторонники Акатая, силой навязывая выборщикам гнилой мусинский товар и часть денег, пускаются на все способы вербовки голосов, но сторонники Уралбека, видя слабеющей свою партию, пускаются в открытый бой…
Победы, конечно, нет, но “Красные шапки” и пожар партийной вражды растут, растут и цены за голоса, волнуя кровь и умы всей волости…
Конечно, если бы второй наш джолдас умел говорить по-русски, он, возражая противнику, внес бы в нашу беседу еще больше интересных данных и, возможно, что по его понятиям, более вредным оказался бы Уралбек.
Предварительных сведений было достаточно, чтобы убрать чисто лирические помыслы в этой экскурсии, направив их в совершенно противоположную сторону, именно: на прозаическую шкурную подкладку Сайляу, которая особенно ярко вырисовывается во время партийной вражды.
А партийная вражда росла не только в Себинской волости. В иных волостях образовывались по три-четыре партии, и вдохновители каждой из них, надрываясь и затрачивая тысячи рублей денег, вербовали своих выборщиков и всеми силами рекламировали себя в глазах киргиз и особенно в глазах начальства, которое нетерпеливо поджидали из города.
Но начальство, несмотря на десятидневные ожидания всех съехавшихся киргиз, все еще не подъезжало, выжидая, как говорили мне некоторые чины, пока “партии натешатся”. А надо сказать, что начальство в киргизских выборах играет все же первостепенную роль, ибо оно может не утвердить в должности выбранного управителя, который имел симпатии абсолютного большинства. И напротив, очень часто содействовало выбору такого управителя, который домогался этой должности исключительно подкупом и деспотическим влиянием на киргиз. Такие управители, получая должность, все затраченные ими на предвыборную агитацию средства возвращают, как данный под лихоимственный процент капитал, в удвоенном, если не в утроенном размере, так как управители тогда не берут, а грабят всех без всякого стыда и страха. Даже с самых бедных киргиз, получивших, может быть, всего один кирпич чая и досыта наевшись баранины, управитель во время выдачи им билета или получения с них кибиточного сбора, без всяких впрочем затруднений берет удвоенную взятку.
Главную же доходную статью управителя составляет укрывательство конокрадов, которые всегда львиную долю своей добычи добровольно отдают управителю. Затем укрывательство имущества от описи и продажи по исполнительным листам; мстительные междоусобные интриги; насильственный захват лучших мест под пастбища управительских табунов; взятки с золотопромышленников за содействие легкой аренды золотосодержащих площадей и т.д. и т.п.
И даже те из кандидатов, которые теряли средства на домогательство управительской должности, в случае проигрыша несут настоящему управителю дань за то, что тормозили выборы и являлись дорогим препятствием.
Вот почему волнение страстей на Сайляу достигает слишком крупных размеров, до массовых убийств включительно, - и подлежащее начальство совершенно бессильно укротить эти волнения, почему во время партийных войн оно и боится своего активного участия в них, чтобы не быть причиной могущего неожиданно опрокинуться на него всеобщего озлобления. Поэтому-то и нужно, чтобы партии “натешились” в ожидании начальства, то есть более слабые отстали бы, а более сильные получили бы больше сил.
(На этом очерк Георгия Гребенщикова “Сайляу” в газете “Сибирская Жизнь” № 269 от 2 декабря 1910 года прерывается словами: “Окончание следует”. К сожалению, следующий номер в газетной подшивке Государственного Архива Алтайского края (фонд 16а) – уже 275).