Наталья Примочкина
Имя талантливого русского писателя Георгия Дмитриевича Гребенщикова почти неизвестно современному читателю. Роковую роль в этом сыграла его судьба эмигранта, вынужденного после Октябрьского переворота навсегда покинуть Россию и поселиться в Соединенных Штатах Америки. В возвращении на родину нуждается не только богатое художественное наследие писателя. Особую актуальность в наше время приобретает лирическая публицистика Гребенщикова, в которой отразилась его подвижническая культурно-просветительская деятельность, его проекты экономического и духовного сближения России и Америки.
Важную роль в становлении Гребенщикова-прозаика сыграл М. Горький. В советское время предпринимались отдельные попытки изучения литературных взаимосвязей этих писателей в дореволюционные годы. При этом в тени оставались их более поздние контакты периода революции, Гражданской войны и добровольного изгнания. Заполнить этот пробел, восстановить непростую историю личных и творческих взаимоотношений Горького и Гребенщикова на всем ее протяжении, в том числе во время их жизни за рубежом, - задача данной работы.
Г.Д. Гребенщиков родился в 1882 г. (по другим источникам, в 1883 г.) в поселке Николаевский рудник Томской губернии в бедной семье рудокопа. Знакомясь с биографией будущего писателя, невольно вспоминаешь автобиографические повести Горького "Детство" и "В людях". Гребенщиков начал учиться в сельской школе, но отец забрал его оттуда из четвертого класса. Читать научился у местного сапожника. С 11 лет мальчик был послан "в люди" в Семипалатинск, работал в аптеке, в больнице, мойщиком посуды, писцом и письмоводителем у мирового судьи. Систематического образования так и не получил. С 1905 г. Гребенщиков начал печатать в семипалатинской газете первые рассказы, зарисовки, статьи и очерки. В 1906 г. опубликовал впервые под своей фамилией большой рассказ "Из детских лет", с которого сам вел отсчет своей литературной деятельности. С 1907 г. Гребенщиков становится профессиональным литератором. Он полгода издавал газету "Омское слово", закрытую за "вредное направление", работал секретарем редакции журнала "Молодая Сибирь", участвовал в редактировании журнала "Сибирская новь", газеты "Жизнь Алтая". В 1909 г. Гребенщиков приезжал в Петербург и Москву и тогда же посетил в Ясной Поляне Л. Толстого, проницательно назвавшего его "энергическим" человеком 1.
Наряду с Вяч. Шишковым, А. Новоселовым, Г. Вяткиным, И. Тачаловым Гребенщиков в 1910-е гг. приобрел широкую популярность среди читателей Сибири. Его произведения отличались острой социальной направленностью; он говорит о разрушительном действии капиталистических законов, хищническом отношении к природе. Природа в прозе Гребенщикова становится одним из главных "действующих лиц". Ее описания пронизаны религиозным чувством. Органическая связь с природой одухотворяет, наполняет особым смыслом тяжелый крестьянский труд. В этих произведениях с особой силой раскрылся живописный дар Гребенщикова-прозаика, а сочетание лиризма с этнографически точными бытовыми описаниями придавало его вещам своеобразие и оригинальность.
В 1911 г. писатель отослал ряд опубликованных в сибирской прессе произведений на суд Горькому. Горький внимательно прочитал рассказы литературного новичка и принял меры для публикации понравившихся ему произведений. Рекомендуя их для столичного журнала "Современник", он писал В.С. Миролюбову: "Автор - сын алтайского калмыка и донской казачки, молодой парень, самоучка, ныне постоянный и видный сотрудник "Сибирской жизни". Рассказы, помещенные в этой газете, очень хороши" 2.
Вскоре одно из присланных Гребенщиковым произведений (повесть "В полях") было напечатано в "Современнике" (1911. № 11).
В 1912 г. Горький принимает на себя заведование художественным отделом журнала "Современник". В поиске авторов, способных внести свежую струю в литературу реалистического направления, он обращается к талантливому самоучке из Сибири: "Я вступил в "Современник" соредактором <...> по отделу беллетристики и предлагаю Вам прислать для этого журнала рассказ" 3. В письмах 1912-1913 гг. Горький давал молодому прозаику литературные советы, критиковал его за излишнюю этнографичность и многословие, приглашал к себе на Капри. С помощью Горького Гребенщиков с начала 1910-х годов становится постоянным автором столичных журналов: в "Современнике", а позже в горьковской "Летописи" печатаются лучшие вещи писателя - рассказы и повести "Ханство Батырбека", "Волчья жизнь", "Любава".
В 1913 г. Гребенщиков начал работать над романом-эпопеей "Чураевы", посвященной жизнеописанию нескольких поколений старообрядческой крестьянской семьи на Алтае. Своим замыслом писатель делился с Горьким. Осень и зиму 1915/1916 г. он прожил в поселке Лесном под Петроградом, не раз, вероятно, встречался с Горьким и обсуждал с ним свою литературную работу. В январе 1916 г. Гребенщиков послал ему первую часть "Чураевых", просил прочитать ее и ответить "по существу - годна ли она для того, чтобы писать еще две таких же части. В тех 2-х частях, - продолжал он, - развернутся те события, о которых я Вам говорил" 4.
Вскоре Гребенщиков добровольцем уехал на фронт. Он заведовал санитарным поездом Сибирского передового отряда, сражавшегося в Карпатах. Ответное письмо Горький писал ему уже в действующую армию. Он горячо одобрил начало работы и советовал обязательно довести ее до конца. "Первая часть повести Вашей, Георгий Дмитриевич, вызвала у меня очень хорошее впечатление, - писал Горький 19 февраля 1916 г. - Все написано крепко, уверенно, надолго и - с большим знанием.
Есть некоторые колебания в языке - вообще хорошем и в меру сохранившем местный колорит. Но - местами Вы впадаете в нарочитый тон Андрея Печерского, который Вам - не учитель. Растянуто описание усадьбы Чураева. Очень хороша первая глава. Все это - мелочи, но Вы пишете большую вещь и мелочи, хотя бы чуть-чуть затеняющие ее красоту - необходимо устранить.
Обязательно продолжайте писать, мне кажется, эта повесть Ваше лучшее, т.е. лучшее из всего, что Вами уже сделано. Боюсь, что война разрушит Ваши сложившиеся впечатления, помешает Вам кончить повесть. Очень боюсь!" 5
Вдохновленный поддержкой Горького, Гребенщиков продолжил работу над первым томом романа, находясь на передовой, в, казалось бы, совершенно неприемлемых для литературного труда условиях. Причем, как это ни парадоксально, именно первые три части знаменитого произведения, написанные на фронте, были признаны отечественной и зарубежной критикой лучшими во всей эпопее по своим художественным качествам.
Из переписки с Горьким видно, что Гребенщиков писал первый том эпопеи "Чураевы" под его непосредственным руководством и предназначал его для публикации в горьковской "Летописи". 30 ноября 1916 г. писатель послал Горькому с курьером-солдатом рукопись второй части романа. В сопроводительном письме он спрашивал: "Как ни тяжело мне было - все-таки я сдержал слово, кончил II часть, которую в 3-й раз переписывал ночами здесь буквально под непрерывный гром орудий. Плохо ли, сносно ли написал ее - судите сами. Только я Вам посылаю ее и жду Вашего суда с этим же курьером. Точно так же даю слово - к 1 февр. окончить III часть, которую, если не попаду в плен, пришлю таким же образом.
Если помните - мы с Вами уговорились так: я посылаю II часть, самую сомнительную, и Вы решаете: стоит ли печатать вещь, не дожидаясь III части? <...> Значит, 3 вопроса, на которые я жду ответа: 1) Будете ли печатать "Чураевых" в "Летописи"? 2) Когда начнете? 3) Как оплатите?" 6
Однако Горький, который и раньше советовал Гребенщикову не торопиться с изданием своих сочинений 7, на этот раз, видимо, более критично отнесся к работе писателя и не дал согласия печатать "Чураевых" в "Летописи", не дожидаясь окончания. Об этом можно судить по следующему письму Гребенщикова Горькому. "Удивляюсь, - писал он 20 января 1917 г. из армии, - что так неприятно складывается все вокруг моих "Чураевых" <...> Будь под руками Ваши указания, я все-таки урывками чистил бы и обрабатывал по страничке в день, но без этих указаний как-то нет усердия <...> Мне очень грустно, что, видимо, для "Летописи" Вы не берете повесть, и что появление ее в свет откладывается, б.м., на год. Целый год для автора, выступающего с большой вещью впервые - срок убийственный <...> Может быть, Вы пересмотрите Ваше решение и начнете печатание в марте или апреле? <...> А мне так хочется выйти с этой вещью именно из-под Вашего могучего крыла" 8.
Публикации "Чураевых" в "Летописи" могли помешать и иные обстоятельства. В это же время Горький познакомился с повестью "Беловодье" другого писателя-сибиряка А. Новоселова, посвященной, как и роман Гребенщикова, жизни алтайских крестьян-старообрядцев. Сравнивая два произведения, критик В. Правдухин позже писал: "Новоселов ярче, свежее раскрывает ту же тему - и в основном содержании, и в зарисовке быта и природы Алтая. История гибели старика Чураева и внутренне и частично внешне совпадает с картиной гибели новоселовского героя..." 9. Можно предположить, что Горький, перед которым стоял выбор, предпочел действительно прекрасную по своим художественным качествам повесть "Беловодье" и напечатал ее в 1917 г. в "Летописи".
По делам издания своих произведений, в том числе и законченного к тому времени первого тома "Чураевых", Гребенщиков, видимо, приезжал весной 1917 г. в Петроград, где виделся с Горьким. Горький приобрел у него (очевидно, для издательства "Парус") рукопись романа, но революционные события помешали его изданию. Много пришлось пережить Гребенщикову в первый послереволюционный год. Он был тяжело ранен в Карпатах. Разложение армии, дезертирство и всеобщая анархия угнетающе действовали на писателя. Судьба забросила его сначала на Украину, потом в Крым. В 1918 г. в Киеве Гребенщиков встречается с И. Буниным и всю ночь читает ему "Чураевых". Бунин высоко оценил художественную силу романа и был потрясен колоссальностью замысла будущей 12-томной эпопеи 10. Он предложил свою помощь для издания "Чураевых" в Болгарии, но Гребенщиков медлил с решением, так как еще не знал, эмигрирует он или останется в России.
В то же время писатель попытался еще раз выяснить судьбу рукописи, оставленной Горькому, попутно делясь с ним своими мрачными настроениями, вызванными ощущением краха всех прежних основ жизни. Возможно, заносчивый и злой тон отдельных мест этого письма к бывшему литературному кумиру был вызван влиянием Бунина, в то время уже враждебно относившегося к Горькому. "Я, - писал Гребенщиков 14 (27) февраля 1918 г ., - все время являюсь участником в тех кошмарных событиях, которые принесли конец: войны, анархия и гражданские войны, и удивляюсь, что я еще жив и продолжаю оставаться объективным наблюдателем всех ужасов и вопиющей подлости <...> За последние полгода не удалось написать ни одной строчки. И ничуть об этом не жалею. Могу передать все пережитое за это время одной фразой: как будто я все время провалялся в грязной луже, кровавой и вонючей <...> Никогда не думал я, что человек такой мерзавец! <...>
Вы, приобретя у меня "Чураевых", до сих пор вот уже год держите их в портфеле. Это обстоятельство меня не только беспокоит, но и злит <...> Я даже не знаю, цела ли у Вас рукопись. Если Вы потеряете ее или она погибнет в пожаре, - Вы убьете меня насмерть. Теперь "Чураевых" мне не написать ни за что <...> Поэтому <...> я Вас убедительно прошу немедленно решить судьбу "Чураевых": или Вы ее сейчас же выпускаете, или я передаю ее другому издательству <...> По правде, если Вы не выпустите "Чураевых", меня жестоко изобидите, т.к. я много на Вас рассчитывал" 11.
Через год Гребенщиков еще раз попытался связаться с Горьким. "... откликнитесь, - писал он из Ялты 2 мая 1919 г., - и, если я на что-либо Вам могу пригодиться, возьмите меня к себе. Здесь я как в остроге. Много работал пером и лопатой в земле, жил безбедно и не голодал, но изболел о честных людях. Правда, их везде теперь не много, но около Вас-то они всегда были, и многие уступки и прогресс советской власти недаром приписываются Вашему влиянию на массы и на интеллигенцию <...> Эх, если бы была настоящая свобода <...> Даже простое слово трезвой критики сказать нельзя <...>
Черкните, ободрите, посоветуйте: где можно печататься, где издать "Чураевых"? С нетерпением жду Вашей телеграммы и затем письма, а если я Вам нужен, то и пропуска в Москву..." 12.
Как видно из этого послания, более всего Гребенщикова отвращали от новой власти полное отсутствие духовной свободы, идеологическая цензура, превращавшие жизнь в тюремное существование. Тем не менее он еще не принял окончательного решения об отъезде из страны. Наоборот, писатель надеялся с помощью Горького найти свое место в новой жизни на родине. Возможно, если бы Горький откликнулся на призыв Гребенщикова и помог ему перебраться в Москву, дальнейшая судьба писателя сложилась бы иначе. Однако к этому времени почтовая связь между Петроградом и югом России была очень плохая, и письма Гребенщикова из Киева и Ялты до Горького, по его собственному более позднему признанию, не дошли.
В сентябре 1920 г. писатель с остатками белой армии эмигрировал в Турцию, потом во Францию. Он жил то в Берлине, то в Париже. Писательская судьба Гребенщикова за границей складывалась на первых порах на редкость удачно. Ему удалось вывезти за рубеж готовую к печати, но еще нигде не публиковавшуюся рукопись своего лучшего произведения, чем мало кто из более известных писателей русского зарубежья мог похвастать. Поэтому Гребенщикову не составило большого труда пробиться со своей вещью в один из лучших "толстых" эмигрантских журналов - "Современные записки". "Чураевы" печатались в нем в 1921-1922 гг., в № 5-10. В 1922 г. в Париже роман вышел отдельной книгой. "Чураевых" перевели на ряд европейских языков. Роман заметили даже на родине. В журнале "Сибирские огни" (1922, № 5) ему была посвящена большая и в целом положительная рецензия В. Правдухина, чего удостаивались лишь редкие и самые яркие явления зарубежной литературы. О писателе заговорили, он стал знаменитым. Многочисленные зарубежные русские издательства охотно печатают сборники его прозы. В 1922-1923 гг. Гребенщикову удалось выпустить даже целое собрание сочинений в 6 томах, что было большой редкостью для литературной жизни эмиграции.
Подобный всеевропейский литературный успех не мог не вскружить голову писателю-самоучке из далекой Сибири. В это время Гребенщиков решает напомнить о себе недавно прибывшему из России в Германию Горькому, рассказать ему о своих литературных достижениях. "Дорогой Алексей Максимович! - сообщал он в марте 1922 г. - Раза два я Вам писал еще из Крыма. Отчитывался перед Вами в своих приключениях. Вы не ответили <...> Мои "Чураевы" напечатаны в "Соврем<енных> Зап<исках>", выйдут отдельной книгой в апреле в Париже. Если откликнетесь и пожелаете помнить их - пришлю. Книга выходит одновременно на французском языке. На английский уже переведена, переводится на немецкий, датский, чешский. На днях подписал договор о продаже для издания 6 своих томов кроме романа. Занят новым романом и еще одной вещью. Кроме работы литературной много работал физически: в Крыму был ломовиком, в Константинополе грузчиком, в Провансе во Франции - чернорабочим в одном имении, затем заведовал книжным складом в издательстве, где печатается мой роман. Очень устал, но бодрости не теряю. Теперь материально оправился настолько, что писателям в Россию направил посылок и проч. в общей сложности на 25.000 германских марок <...> Во всяком случае с ручкой за помощью не хожу, с кабашной эмиграцией не общаюсь, да и "коммунистической" недолюбливаю. Живу особняком и жду хорошей поры в России. Теперь ехать туда считаю бессмысленным, хотя разлучен с семьей"13.
7 апреля Горький отвечал из Берлина в Висбаден, где в то время проживал его корреспондент: "Дорогой Г.Д.!
В России я Ваших писем не получал и в небрежном к Вам отношении - не повинен <...> Об успехах и деяниях Ваших читал и слышал, а "Чураевых" - не читал, - на Русь зарубежная литература просачивается каплями"". В этом же письме Горький приглашал писателя принять участие в будущем берлинском журнале "Беседа": "Организуем журнал научно-литературный, ежемесячный, большой, участвуют в нем: по науке - профессора Ферсман, С.Ф. Ольденбург, Тарле и т.д., по литературе: вся новая - очень талантливая! - молодежь в России, отсюда - А.Н. Толстой, А.М. Ремизов, А. Белый, приглашаем крымцев - Тренева, Ценского и др.
Не хотите ли и Вы? Журнал - без политики, только естественные науки и литература" 14.
Однако Гребенщиков, находившийся в состоянии эйфории от внезапно настигшей его писательской славы, откликнулся на это предложение довольно пренебрежительно и поставил свое участие в будущем журнале в зависимость от разного рода услуг, которые Горький должен был оказать ему. "Конечно, - отвечал он 23 апреля, - я охотно приму участие во всех Ваших литературно-художественных делах и журналах при одном условии - не быть вовлеченным ни в политику, ни в пропаганду. Вы не можете себе представить, как лжекоммунизм заставил меня уклоняться от всего, к чему прикасается его растлевающая лапа. От Вас, как на духу, скрывать этого не хочу. Но в большом научно-литературном журнале готов работать только потому, что душа моя вся там, с Россией, со всем русским народом, со всей родной природой и страданиями миллионов русских людей. Только вопрос весь в том, что мог бы я дать Вам? Уже давно я не пишу рассказов - и потому, что вечно занят службой или черною работой, и потому, что весь материал накапливаю и обрабатываю - либо в дневник, изредка печатаемый в повременной печати, либо в большой роман..."
Далее Гребенщиков просил помочь выехать в Германию оставшимся в России жене и сыну-студенту, которых он не видел уже много лет: "Вы этим оказали бы мне настолько огромную помощь, что это отразилось бы и на ускорении моих значительных работ и одну из них, думаю, вполне приемлемую, я дал бы в Ваш журнал" 15. Горький подчеркнул приведенные строки красным карандашом, а рядом на полях написал: "Дурак". Вероятно, его более всего раздражили авторские амбиции, человеческая нескромность Гребенщикова - качества, которые тот из-за недостатка культуры и воспитания плохо умел скрывать. Возмущенный хвастливым тоном письма и пренебрежительным отношением к дорогому его сердцу проекту журнала, Горький больше к вопросу об участии своего корреспондента в "Беседе" не возвращался.
Тем не менее писатель откликнулся на письмо Гребенщикова, в частности на его просьбу переслать Вяч. Шишкову деньги "для расплаты за содержание сына". 31 июля Гребенщиков сообщал Горькому: "Из Петербурга от Шишкова я получил известие, что уже давно получены им деньги, посланные мною через Вас <...> Спешу сердечно поблагодарить Вас за оказанное внимание и за беспокойство". Вероятно, к этому времени Гребенщиков понял цену своего головокружительного успеха: эмигрантские издательства охотно печатали его произведения, но почти совсем не платили денег. В поисках новых приемлемых в материальном плане изданий и издательств писатель теперь уже сам обратился за содействием к Горькому. Отрезвлению от шумного литературного успеха способствовало также то обстоятельство, что отнюдь не вся зарубежная критика встретила "Чураевых" восторженно, и это внесло в душу автора тревогу и неуверенность. Обо всем этом Гребенщиков со свойственной ему прямотой и откровенностью написал в том же письме Горькому: "... у меня есть к Вам докуки литературного характера: дело в том, что мой парижский издатель, купивший у меня 6 томов собрания сочинений, перестал мне платить деньги. Это дает мне повод взять у него свои права и передать их Гржебину. Могли ли бы Вы содействовать этому делу?
Далее: месяца через два я, вероятно, закончу свою новую вещь, которая будет называться "Былина" и в которой я провожу через современные (и довоенные) события одного мужицкого парня, впоследствии атамана зеленых. Написана она совсем просто <...> Где бы я мог, по Вашему мнению, устроить подобную вещь? Имело ли бы смысл посылать ее Вам для того журнала, о котором Вы писали мне в апреле? Сомнение мое в этом отношении вызывает моя "косность". Меня ни с какой стороны не соблазнила "новизна" выдвинутых революциею форм письма. Я становлюсь еще более упрямым в смысле простоты изложения своих мыслей и поэтому думаю, что, как уже пишет обо мне гр. А. Толстой в "Накануне" (читали ли Вы № от 18 июня, где он "Чураевых" считает ненужной книгой, книгой "вне искусства", а меня называет "очередным Авсеенко") - меня "новая" литература исключит из списка нужных литераторов.
Очень прошу Вас написать мне по сему поводу пару откровенных строк" 16.
Ответом Горького на это письмо мы не располагаем. В "Беседе" произведения Гребенщикова, в том числе роман "Былина о Микуле Буяновиче", о котором шла речь в его письме, не появлялись.
В 1923 г. Гребенщиков познакомился в Париже с Н.К. Рерихом. Найдя в нем человека энергичного, деятельного, знающего и любящего Сибирь и Алтай, художник предложил ему переехать в США и создать там издательство для осуществления большой просветительской программы "Мир через культуру". Весной 1924 г. Гребенщиков прибыл в Америку и организовал там издательство "Алатас", выпускавшее книги Рериха, Ремизова и самого Гребенщикова. Здесь также были переизданы первые три тома "Чураевых".
Густое, насыщенное этнографическими деталями описание сибирской деревни, изображение распада патриархального уклада крестьянской жизни сменяется в следующих, написанных в эмиграции томах эпопеи обостренным вниманием к мистическим переживаниям главного героя - Василия Чураева. В поисках "новой веры" этот интеллигент из крестьян уезжает из родных мест и проходит трудный путь духовных и религиозных исканий.
Иностранная критика восторженно встретила роман, называла автора "самым интересным представителем новейшей русской литературы" и даже "гениальным художником", сравнивала его прозу с "первой главою Библии или с творениями Гомера" 17. В 1926 г. первые три тома эпопеи "Чураевы" специальным Комитетом интеллектуальной кооперации при Лиге Наций были признаны "выдающимися трудами мировой литературы" 18. Высоко оценивали творчество Гребенщикова и некоторые его бывшие соотечественники. Например, Ф. Шаляпин однажды сказал: "Когда я читаю "Чураевых", я горжусь, что я Русский и завидую, что я не Сибиряк" 19.
Следует отметить, что далеко не все современники столь восторженно оценивали литературные достижения писателя. Были у него и серьезные противники. Вот, например, что пишет об эпопее "Чураевы" Г. Струве в обзоре русской зарубежной литературы: "Первый том "Чураевых" заставил многих возлагать на Гребенщикова надежды. Была несомненная свежесть и сила в описаниях величественной алтайской природы, в характеристике некоторых членов кряжистой старообрядческой семьи Чураевых. Но было много и безвкусия, и даже элементарной безграмотности. В дальнейших томах безвкусие оказалось преобладающим, начиная с самих заглавий отдельных томов ("Веление земли", "Трубный глас", "Лобзание змия") <...>
У Гребенщикова были и есть поклонники, но вклада в русскую литературу его эпопея не составит" 20. Действительно, Гребенщиков не всегда мог избежать некоторой претенциозности и ходульной высокопарности стиля, которые вызывали раздражение у взыскательной критики. И все же хочется поспорить с такой несправедливой оценкой творчества писателя и тем более трудно согласиться с выводами Струве о вкладе Гребенщикова в литературу.
4 апреля 1926 г. в Нью-Йорке состоялся торжественный вечер, посвященный 20-летию литературной деятельности Гребенщикова. На вечере присутствовали Ф. Шаляпин, С. Рахманинов, Н. Плевицкая, М. Фокин, С. Коненков и другие деятели русской культуры за рубежом. Юбиляр читал отрывки из своей новой книги "Хан Алтай". Юбилею писателя, его творческому пути и биографии был посвящен ряд материалов в местной русской прессе. Гребенщиков, почти четыре года не имевший никаких контактов с Горьким, воспользовался случаем, чтобы напомнить о себе. Он послал писателю вырезки из местных русских газет "Рассвет", "Русский голос" и "Новое русское слово" с юбилейными статьями и приветствиями. На статье "Георгий Гребенщиков о себе" писатель подчеркнул своей рукой фразу: "Первым своим учителем считаю М. Горького", а на полях, видимо, не желая показаться нескромным, отметил: "Прошу не думать, что это так я написал о себе. Это беседа, напечатанная от моего имени по глупому недоразумению редакции" 21.
Посылая эти заметки, Гребенщиков писал Горькому 25 апреля 1926 г.: "Изредка рад послать Вам о себе кое-какую отчетность. Прилагаемый печатный материал кое-что Вам скажет обо мне, как об одном из Ваших многочисленных литературных учеников". Но главное дело, побудившее писателя обратиться к Горькому, была широко задуманная им большая монография о Шаляпине на английском языке, в создании которой, по мысли Гребенщикова, должен был принять участие его корреспондент. "Только теперь, - писал он, - я поближе познакомился с Ф.И. Шаляпиным, который заволновал меня своей особой <...> И вот задумал я создать о нем большую книгу-монографию, в которой Шаляпин встал бы во весь рост, во всей своей цельности и красоте, как редчайшее явление в буднях человечества и как один из величайших, если не самый великий, сын России и Русского Народа <...> Мне и Ф.И. Шаляпину было бы неоценимо дорого участие в создании этой книги Вас, и как друга Ф.И., и как одного из величайших современников <...> Переписка по этому поводу будет большая, и я буду часто беспокоить Вас и Ф.И. разными вопросами, а пока прошу Вашего суждения по поводу прилагаемого мною плана книги..." 22.
Однако "Предварительный план о монографии Шаляпина", который был приложен к письму, вызвал у Горького резко негативную реакцию. Видимо, ему показались неуместными претензии Гребенщикова на всеохватность, мировой масштаб проекта, а напыщенный тон письма и текста плана вызвал раздражение. Он подчеркнул красным карандашом отдельные слова и пункты плана ("1. Русское и мировое искусство до эпохи Шаляпина (автор избирается) <...> 7. Шаляпин и мировые композиторы <...> 9. Шаляпин и человечество"), а около 9-го пункта даже в сердцах написал: "Дурак!". Горький сам всю жизнь тяготел к грандиозным замыслам и проектам, вдохновлялся идеями "планетарной" культуры, что вызывало порою иронические усмешки у его современников. Возможно, замысел Гребенщикова вызвал у него такую досаду потому, что он увидел в нем карикатуру на самого себя.
Видимо, Горький ответил Гребенщикову отказом в сотрудничестве и высказал скептическое отношение к его затее. Однако его ответ не дошел до корреспондента. Через полтора года Гребенщиков попытался выяснить причину молчания Горького и вновь наладить с ним переписку. 20 ноября 1927 г. он сообщал в Сорренто: "...раза два писал я Вам, и Вы мне не ответили. Не думаю, чтобы Вы не получили от меня писем. Вероятно, у Вас есть какие-либо иные причины. Мне бы хотелось верить, что Вы не сопричисляете меня к группе писателей, ярых эмигрантов и противников Союза Советских Республик <...> Я очень рад, что внутренне никогда не был эмигрантом и что уже более двух лет не принимаю никакого участия в эмигрантской литературе. Только изредка даю один-два рассказа в журнал "Перезвоны" и то намерен это прекратить, коль скоро появится хоть какая-либо возможность печататься в России. Не поможете ли мне связаться с какими-либо журналами и газетами в России, чтобы там я мог начать печататься и таким образом подготовить себе возможность возвращения в Россию" 23.
Гребенщиков мучительно тосковал по России, по Алтаю, по родной природе, культуре и языку и решил воссоздать маленький уголок родины на американской земле. Весной 1925 г. он основал в штате Коннектикут Скит русской духовной мысли и культуры, который его друзья прозвали "Чураевкой". Сюда переносится издательство "Алатас", здесь бывают знаменитые соотечественники Гребенщикова: Рахманинов, Гречанинов, Шаляпин, Коненков, Рерих, Сикорский. "Чураевка, - пишет исследователь творчества писателя А.А. Макаров, - превращается в символ рассеянной, но неугасающей русской культуры, оплодотворившей своей духовной силой мировую культуру" 24. В конце 1920-х гг. Чураевка переживала период расцвета, и Гребенщиков в том же письме Горькому подробно рассказал об этом своем начинании: "Сейчас я в Америке живу исключительно физическим трудом. Научился плотничному ремеслу, а также ремеслу каменщика и занимаюсь строительством в основанной мною же русской деревеньке, которую публика назвала "Чураевкой" <...> Значение Чураевки может быть существенным, если мне удастся выполнить намеченную программу - некоторую связь Сибири и Америки, путем лекций, брошюр, книг, корреспонденций в русские газеты и статей в американские. Пока мне в этом отношении кое-что удалось сделать, но во многом мешает мещанский консерватизм американцев и определенно враждебное отношение бывших людей из русской эмиграции" 25. В постскриптуме писатель сообщал о судьбе книги о Шаляпине: "Монография о Ф.И. Шаляпине пока не состоялась потому, что сам он как-то быстро охладел к ней, а Вы меня не поддержали. Очевидно, все к лучшему. В будущем создадим на русском языке".
Горький ответил из Сорренто 6 декабря 1927 г.: "Я получил от Вас, Георгий Дмитриевич, только одно письмо с планом издания сборника статей о Шаляпине. На это письмо я Вам ответил, протестуя против этого издания ввиду его слишком - на мой взгляд - "шумного" характера. Помню - одна из статей трактовала о Шаляпине и "мировом искусстве", а мне думается, что Ф.И., несмотря на его колоссальный талант, не имеет никакого отношения к искусству Китая, Индии и т.д. Когда Шаляпин, проездом в Австралию, был в Неаполе 26, я говорил и ему, что сборник этот не надо издавать.
По вопросу о сотрудничестве Вашем в советской прессе, я бы рекомендовал Вам поступить так: пошлите рукопись в Москву, в редакцию журнала "Красная новь", можете сослаться, что это я советовал Вам. Напечатав в "Кр. нови" или "Новом мире" один, два рассказа, Вы начнете говорить об издании "собрания сочинений"" 27. Как видим, Горький, не всегда одобрительно относясь к начинаниям своего корреспондента, сохранял к нему уважение и пытался помочь ему напечататься в Советской России.
Последнее письмо Гребенщикова Горькому от 17 апреля 1928 г. было приурочено к 60-летнему юбилею писателя. Несмотря на периоды своего "отступничества", связанные с возраставшей популярностью его творчества на Западе, Гребенщиков, как бы подводя в этом письме итог их многолетних отношений, признает ту огромную роль, которую сыграл Горький в становлении его писательской личности: "Пишу Вам как своему первому литературному вождю, учителю и человеку, перед которым всегда хочется быть ясным, правдивым и простым <...> И радостно, посылая Вам слова привета, подчеркнуть в своем сознании, что к прекрасному началу жизни вели именно эти три великие ступени Русской Литературы - Тургенев - культура и изящество слова и образа <...> Толстой - мудрая совесть и правда жизни - свет и тьма народная, и Горький - с самых низов - взлет к свету и действенное завершение мечты Человека..." 28.
На этом переписка Горького и Гребенщикова обрывается. Их пути окончательно расходятся. Горький вскоре возвращается в Россию, Гребенщиков остается в эмиграции. В конце 1920-х гг. он предпринимает большую поездку по Штатам, посещает русские общины, культурные и церковные центры, в результате чего появляется цикл статей "Американская Русь". В 1928 г. в издательстве "Алатас" выходит книга исповедальной прозы Гребенщикова "Гонец: Письма с Помперага". Печатаются очередные тома "Чураевых", роман "Купава", повести и рассказы. Культурные и издательские проекты писателя требовали больших материальных затрат, он влез в долги, и в 1940 г. ему пришлось оставить Чураевку и переехать в Лейкленд (штат Флорида), где он преподавал русскую литературу в колледже. В 1952 г. вышел последний, 7-й том эпопеи "Чураевы", остальные пять из двенадцати задуманных книг сохранились в корректурах, планах и черновых набросках.
Г.Д. Гребенщиков умер в 1964 г. в Лейкленде. Его произведения с трудом, но все же возвращаются на родину. В 1982 и 1991 гг. в Иркутске дважды был издан первый том "Чураевых". В 1996 г. в Москве напечатана книга "Гонец". В нее вошел не только текст 1928 г. издания, но и более поздние "Письма с Помперага", над которыми Гребенщиков продолжал работать в последующие годы. Последнее из них - "А жизнь непобедима" - имеет символическое название, оно может быть приложимо не только ко всей этой книге, но и к творчеству писателя в целом, всегда стремившегося передать читателям свое одухотворенное чувство радости бытия. В 1990-е гг. из США на родину удалось вернуть значительную часть огромного литературного архива Гребенщикова, хранящуюся ныне в барнаульском Музее истории литературы, искусства и культуры Алтая.
Горького и Гребенщикова, при всей разнице масштаба и уровня их художественного дарования, объединяли несокрушимая вера в человека, в его созидательную мощь и мудрость, в положительные начала жизни, стремление к просветительству, к действенности искусства, к тому, чтобы слово становилось делом. Однако мировоззрение писателей зиждилось на разных основаниях. У Горького человек утверждает себя в споре с Богом, в отрицании его. Герой Гребенщикова духовно питается верой отцов, живет под сенью Церкви, ощущает себя учеником и помощником Бога.
Подводя итог многолетних творческих связей писателей, следует еще раз подчеркнуть, что именно Горький ввел писателя-самоучку из далекой Сибири в столичные журналы, в большую литературу. Он же стоял у истоков главного произведения Гребенщикова - эпопеи "Чураевы". С ним одним из первых Гребенщиков поделился своим грандиозным замыслом, ему с фронта посылал на отзыв первые части романа, в его журнале "Летопись" мечтал напечатать этот труд. Несмотря на неровность их отношений, периоды взаимного охлаждения, Гребенщиков всегда считал Горького своим литературным учителем, строгим, но добрым и отзывчивым наставником.