Г. Д. Гребенщиков
У редактора “Киевской Мысли” М.И. Эйшискина мы собирались подряд четыре вечера. В один из таких вечеров Ив. Ал., именно 15 июня н.с. 1918 г., немножко выпил красного вина и по-бунински кратко, отчетливо и скупо рассказал, между прочим, об императоре Николае, который, по мнению многих знакомых Бунина, был не только не глуп, но и очень талантлив и интересен как собеседник. Особенно ежели с ним не касались вопросов политики, а говорили, например, об искусстве. “Кроме того, он очаровывал своей великолепной Романовской улыбкой...”
“Я хорошо знал Константина, автора “Царя Иудейского”. Это был какой-то выродок с длиннейшими лошадиными ногами, парализованным левым глазом и великолепною улыбкою. Однажды в Академии Наук на одном из торжественных заседаний, когда я впервые туда приехал, вошел высокий стройный господин. Великолепно скинул плащ и быстрой, легкою походкой направился ко мне. Подойдя вплотную, он чудесно улыбнулся и сказал громко, отчетливо:
— А! Вот вы какой!”
Он нам чудесно рассказывал о генерал-губернаторе Шебеко.
“Ровно за два дня до переворота я, чувствуя себя страшным либералом, пошел с Доричем выручать Потресова из грозившей ему неприятности: его хотели выслать из Москвы. Я страшно ощетинился и хотел, во что бы то ни стало, демонстрировать в генерал-губернаторском доме свой либерализм. Но когда я вошел — меня встретили так великолепно, встретил англизированный чудесно воспитанный адъютант, что я сразу и невольно обмяк... Ну что вы тут поделаете? — Так хорошо, так хорошо!.. И жандармы удивительные, стройные, выправленные, как один красивые и с такими в глазах звездочками — прямо прелесть... Но при входе в кабинет генерал-губернатора я все-таки ощетинился… Смотрю, навстречу мне встает похожий на Николая II, безукоризненно одетый, с приветливой улыбкой и четкой речью господин.
— Чем могу служить?
Я изложил просьбу. Он вскинул на глаз монокль и так же четко и небрежно бросил:
— Так что же… Он ведь только пишет, а активного участия в движении не принимает?.. Ну, так чего же его высылать? — И решительно и коротко прибавил:
— Нет, я его не вышлю!..
— Ну, что же? — опять осклабился Бунин. — Что тут поделаешь!.. Я, разумеется, совсем обмяк и был доволен… А повторяю: я хотел быть страшным либералом”.