V. УРСУЛ-ОЙРОТ С ОЗЕРОМ ДЖАЙЛЮ ПРОЩАЕТСЯ

Даже самый холодный тает лед, когда весна идет.

Даже самая темная печаль умирает, когда любовь цветет.

Полюбила Катын-Су Ойрота - для Ойрота, загорелась светом солнечным - для его спасенья.

Полюбил Ойрот Катын-Су - для Катын-Су, загорелся жаждой умереть - для ее счастья.

Так два луча любви сплелись и стали цепью - кованой, серебряной.

Подала луч Катын-Су Ойроту - у Ойрота вспыхнул дух победы.

Подал луч Ойрот - у Катын-Су затеплилась надежда.

И запел Пастух-Урсул песню, как на воле. О высоких горах - слушают. О зеленых лесах - слушают. О синих долинах - об Алтае - слушают. О любви пастуха Урсула к ханской дочери - обозлились. Стали бить Урсула, а Урсул не чует.

Бьют Урсула стражи, а Урсул-Ойрот усмешкою и песнею их покоряет. Истомились стражи, отступились. А Урсул поет и песнею их злобу как лучом волшебным угашает...

И заслушались ханские стражи, забылись. Вспомнили все лучшее, все самое святое в своей жизни - удивились: никогда не слышали такой чудесной песни.

Так любовь-надежда в песне усыпила вражескую злобу и открыла пастуху Урсулу дверь на волю.

Так любовь-готовность помогла уйти от рабства. Потому что для любви все помогает. Помогли Урсулу горные ущелья - увели его и не видали. Лес помог Урсулу - спрятал и не слышал. Ветер помог - замел следы беглеца и не почуял. Небо улыбалось синею улыбкой и молчало.

Потому что была любовь Урсул-Ойрота к Катын-Су превыше гор и шире крыльев ветра. Потому что была любовь Катын-Су к Ойроту необъятнее и глубже неба.

И стали горы, лес, ветер и небо - щитами для любимого и для любимой.

И стало тесное дупло старой лиственницы светлым прибежищем для великого сердца Ойрота.

Когда все заснуло в горах и только звезды серебряными зернами усеяли озеро - с лилового склона горы, с лесной зеленой поляны, из дупла старой лиственницы звучными каплями упали на синюю озерную гладь звуки новой пастушеской песни.

Если бы птицею стать - сел бы у входа в юрту ее - Увидела бы, как люблю ее. Если бы собакой стать - лег бы у ног ее - Увидела бы, как люблю ее. Если бы конем стать - унес бы ее в звездный край. Увидела бы, как люблю ее. Прибеги, прибеги, прибеги Катын-Су!

Но плескались в ответ волны озера о каменные берега. Качались звезды в глубине. Ветер шагал с вершины на вершину, тяжело вздыхал. Все реки оплакивали разорванный луч любви.

Выбежал Урсул-Ойрот-Пастух из своего убежища. Легким горным маралом понесся по горам, смелым орлом пролетел над ставкою хана, беспокойным ветром ворвался в опустевшие шатры и юрты - нигде не было Катын-Су. Замолк ее колокольчик-голос, исчез аромат ее дыхания, угас луч ее светлого взгляда... Только ветер вздыхал и шептал:

Ах, ах, ах, бедный Урсул-Ойрот-Пастух! Увезли твою любимую в темный край. Сам страшный хан Эрлик noxuтил ее. Ах, ах, ах, бедный Урсул-Ойрот-Пастух!

И утратил Урсул волю и надежду. Увяли крылья духа его. Пел наугад свои песни, пел, сам не зная, что и зачем поет. Сами слова приходили, какую-то давно забытую жизнь будили.

Отец дал мне желтого коня и серебряный лук. А матушка дала мне дорогой белый камень-стрелу. Оба сказали: будь достойным воином в битве. Ох, черная коса моя длиной до колен Наверное будет лежать свитая на земле. В черно-пегих глазах моих остановится мигание. Дорогой желтый конь мой воротится домой... Скажи же отцу, что я пал в храбром бою. Скажи матери, что я получил пятнадцать ран.

Так пел молодой Урсул и печально звучала песня его в золоте утренней зари. Потому что вставал день разлуки его с озером Джайлю, где впервые увидал он Катын-Су, где впервые познал любовь, которую украл злой Эрлик.

Да, да, да, пойдет Урсул-Ойрот-Пастух сам в темный край. Найдет Урсул-Ойрот-Пастух желтого прекрасного коня и материнскую белую камень-стрелу и вызовет на смертный бой самого хана Эрлика и получит пятнадцать ран в бою, и умрет за любимую Катын-Су.

И опять, в ответ на эту готовность, откуда-то луч блеснул, как будто почуяла Катын-Су отвагу Ойрота и послала ему свою улыбку любви.

Посмотрел на себя Урсул - он опять бедняк - пастух. И чудо, которое однажды он узнал, покрылось темнотою горя. С горя он опять запел. И в песне его зазвучали ключи от всех надежд, от всех чудес, от всех побед: песня борьбы и решимости!

Зазвучала песня пастуха Урсула чистою серебряною нотой, или летящим лучем золотым, или далеким колоколом с вершины горы. То - как закипающий котелок с водой на костре: тонко и скрипуче, булькающе и с покряхтыванием. Это значит - приливали слезы к горлу и захлестывали радостную звучность.

Серебряная птичка чирикнула над моим лбом. Однако это ты вспомнила обо мне, любимая моя. Прощай, прощай. Улыбка твоя тает на вершинах гор.

Пел, рассказывал о своих думах и полусновидениях Урсул и накапливал в памяти и в сердце все самое светлое и волнующее, что знал еще тогда, когда не родился на свет. И прощался в сердце своем с озером Джайлю, с небом родным, со всем Алтаем, потому что собирался на великий подвиг.

Прощай, прощай, Джайлю, голубая чаша Алтая! Прощай, прощай - лицо твое покрылось тенью облака. Прощай, прощай - по глади вод твоих пробежали морщины грусти. Прощай, прощай, зеленая колыбель детства Урсула. Уходит Урсул, уходит от тебя на бой с Эрликом, Одинокий, бедный, пеший пастух Ойрот...

Пенились волны у берега, брызгали светлыми слезами на камни. Кивали хвойными верхушками деревья. Мелькали и кланялись Урсулу многие, многие, многие цветы. Сто сортов весенних цветов давно отцвели. Сто сортов летних цветов семена осыпают. А триста сортов цветов августа каждый Урсулу капельку меда с улыбкой и поклоном протягивает.

И опять пел Урсул, пел и взывал:

О цветы, цветы, родные цветы! Поблекнете все вы на пути моем, хотя бы и дождь пошел. Потому что через вас ханские стада пройдут. И жадные коровы съедят вас мимоходом без жалости. А если даже воскреснете - осень придет. И все улыбки ваши скроются от Урсула. О, прощайте, прощайте, прощайте, цветы! Траву пяти родимых лугов будут делить пять коров, А прекрасную дочь Хана-Агана будут ласкать чужие глаза. О, прощайте, прощайте, родимые травы и деревья, и пни, и мелкий валежник. Нога Урсула не ступит среди вас долго, может быть никогда. Как вода с горы Урсул убежит далеко вниз От родного прекрасного горного озера.

Ах, замолчите вы, песни все!

Замолчи, Урсул, замолчи!

Страшен Эрлик!