Г.Д.Гребенщиков

ШУТКА

орошенькая молодая девушка в последние дни особенно хандрила. То, что на улице было тепло и солнечно и ходили празднично разодетые люди, только подчеркивало ее одиночество и минутами приводило ее в отчаяние.

Когда она выходила на улицу, то весенний воздух, торопливые ручьи, яркое солнце и веселый говор людей, - все это как-то утомляло ее, как будто она попадала в атмосферу, насыщенную пьяными парами... Поэтому она шла ленивой походкой, без мысли и цели, молча, как в полусне... А когда совсем уставала, то возвращалась к себе домой, затворялась в своей комнатке и потихоньку плакала...

Она не обладала уменьем разбираться в хитрых узлах житейских горестей и потому не рассуждала над тем, как и почему случилось это вдруг, внезапно и неожиданно, как в каком-то полузабытьи...

Ей иногда казалось даже, что и не было ничего, что это был только сон... Ах, как было бы хорошо, если бы это был только сон, а не горькая действительность!.. Но это было, было и ужасно то, что это вышло так вдруг и вдруг же все исчезло, провалилось куда-то и ничего уже нельзя поправить!..

Оттого, что девушка была слишком обыкновенной - и оттого, что она не умела отдать себе отчета в том, что теперь будет и как ей быть - она вдвойне переживала свои страдания и молча прятала их у себя в сердце.

Иногда, когда по женской привычке она заглядывала на себя в зеркало то с ужасом замечала, что на ее красивом, еще недавно девическом лице появляются какие-то пятна и маленькие морщинки... От страха и неуверенности она бледнела, и глаза ее снова краснели от чувства горькой обиды и непоправимого отчаянья.

Так проходили дни за днями, и девушка не приходила уже в свое прежнее беспечное настроение. Слишком тяжко было переживать первый обман, первое неизгладимое оскорбление. Оскорбление было не в том, что она отдала ему свое чистое девичество - она слишком любила его, - но в том, что она узнала, что никогда он не любил ее и не вернется к ней и что слишком грубо и цинично он доказал ей это...

И не было в сердце ее ни одного уголка для надежды на лучшее, но в то же время всем своим существом она чувствовала, что в ней происходит что-то новое, неведомое и такое, что привязывает ее еще более к памяти о нем, грубом, но все же милом и любимом...

Так и побежала бы к нему, если бы знала, что он не посмеется над нею и не оскорбит ее снова и снова...

В один из весенних сумерек сидела она в своей комнате и, склонившись, грустно вспоминала все дни с ним, картину за картиной... В ней все утихло и сама она не чувствовала себя... Даже как будто утихли все страдания: так хорошо было вспомнить все лучшее с ним и его, казавшегося тогда таким хорошим, добрым и необыкновенным...

Вдруг в дверь к ней постучали. Она вздрогнула и не сразу сказала:

- Войдите!..

В приоткрытую дверь протянулась только одна рука с письмом.

Она взяла письмо и тут же растерялась, чувствуя, как защипал ее щеки румянец...

Письмо было от него.

Она долго не решалась распечатать письмо и наконец, разорвав конверт, прочла. Прочла и не верила.

- Да неужели это правда?.. Он снова возвращает ей свою любовь и зовет!.. Зовет, зовет сейчас... Она может его увидеть и выплакать ему все свое горе, выплакать для того, чтобы уже не было его совсем и навсегда!..

Она быстро оделась и не пошла, а побежала, ничего не видя перед собою, ничего не соображая и не умея рассуждать...

Вот она у подъезда указанного дома. Написано: "Номера"... Ах, какое ей дело, ведь тут он!.. Она бежит по коридору раскрасневшаяся и возбужденная и, пересиливая свою одышку, торопливо и весело спрашивает:

- Где, где он?.. Ах!..

Он сам вышел навстречу, смеется, берет ее за руки и ведет к себе.

- Что такое?.. - она жмется в угол.

- Ты не один?..

Да, он не один... Их четверо, они все веселые, они просто кутят здесь в отдельном кабинете...

Она молчит и отдышка переходит в тяжелое, нервное дыхание.

- Зачем, зачем ты меня сюда позвал?..

- Ну, полно!.. Как зачем?..

Да, для них всех ясно и понятно, зачем он позвал, они весело обступают ее, они говорят ей приятные вещи, хотят ей помочь раздеться, шутят и двусмысленно смеются...

И он!.. Он сияет, он торжествует и чувствует всю силу своей власти над нею... Может быть, он держал пари со своими друзьями на то, что она прибежит к нему, как верная собака.

- Ну, глупости! - говорит он и спокойно и грубо берет ее за плечи, - Раз пришла, так нечего ломаться!.. Ну?..

- Что!.. - она вскрикнула против своей воли громко и властно, неожиданно для себя, и лицо ее исказилось злобой.

Он отступил.. Он изумлен ее дерзостью, но она выкрикивает еще громче:

- Мерзавец!..

- Но-но!.. - хочет он запротестовать, но вдруг становится жалким, таким жалким, что растерянно произносит:

- Ты простой шутки не понимаешь!..

И с небывалой отважностью пробуждается в ней оскорбленная женщина. Она делает к нему два шага и, сама того не чувствуя, со всей силой бьет его по сытому, румяному лицу и подтверждает еще раз:

- Мерзавец!..

И с громким хохотом быстро бежит из номера... Бежит и истерически хохочет, вплетая в свой смех:

- Шутка!.. Пошутить захотел!.. Пошутил?..

Прохожие, останавливаясь, провожали ее глазами и смеялись, как над помешанной, но она никого и ничего не замечала. Она знала только одно, что она теперь презирает его и радуется своему презрению!.. И чувствует, как горит ее рука, отомстившая за гнусное оскорбление.

И любви к нему у ней как не бывало.