Марк Иосифович Юдалевич
В начале нашего века в интеллигентской и студенческой среде часто проводились литературные суды. При советской власти их сменили читательские конференции. А в годы перестройки, бессмысленных реформ и мнимой стабилизации появилась мода на суды отнюдь не литературные, где разбираются иски а оскорбление чести и достоинства и оскорбленные требуют не извинений, а главным образом, денежной компенсации, доказывая таким образом, что за деньги их можно оскорблять и честь их оценивается определёнными суммами.
Но вернемся к народным судам. Они бывали и в Барнауле. Один из них происходил в апреле 1913 года и подробно описан в местных газетах. Судили Екатерину Ивановну – героиню одноименной драмы Леонида Андреева. Эта женщина, которую муж оскорбил незаслуженной ревностью, в последствии опустилась не только до измены, но до откровенного разврата.
После речей представителей обвинения выступают защитники. “Затем публика, - сообщается в газете “Жизнь Алтая”,- в качестве судей подает голоса с помощью розданных ей контрамарок, для мужчин – зелёных, для дам – розовых”.
За осуждение было подано 152 голоса (из них 100 мужских), за оправдание - 199 (из них 99 мужских)… “На основании голосования суд оправдал Екатерину Ивановну”.
В этом литературном суде меня заинтересовали не его решение и не расклад голосов. Примечательным показался один эпизод.
Речь защитника А.Д. Камова была очень длинной и изобиловала неудачными оборотами, по отзыву газеты, “вызвавшими в публике смущение”. И где-то в середине ее раздался голос из зала: “Довольно!”.
Председательствующий попросил не смущать ораторов возгласами с мест.
После отчета с суда в газете “Жизнь Алтая” была помещена заметка “Возглас из публики”. Редактор газеты Георгий Гребенщиков сообщил, что возглас “Довольно!” принадлежал ему. Признавая неуместность своего возгласа, Гребенщиков просил бывшее в зале общество извинить его. Писал, что невольная горячность вызвана искренним возмущением речью господина Камова, “который перлами своего красноречия, ораторскими приемами и выводами о морали не одного меня привел в негодование”.
Отчет и заявление редактора были напечатаны в воскресном номере.
В тот же день другая барнаульская газета “Голос Алтая” назвала поступок Георгия Дмитриевича Гребенщикова хулиганским.
Тогда редактор “Жизни Алтая” выступил с “Вынужденным заявлением”. Он писал: “…я считаю своим нравственным долгом немедленно же снять свою редакторскую подпись с прогрессивной газеты “Жизнь Алтая” и отойти в сторону впредь до выяснения третейским судом моих товарищей по перу вопроса о том, действительно ли голос мой был хулиганским”.
Это заявление сопровождала заметка “От редакции”, подписанная самыми видными сотрудниками газеты – Шапошниковым, Шумиловским, Казанским. Считая неправомерным возглас своего редактора, они высказали мнение, что этот поступок в значительной мере смягчается всей нервно-напряженной обстановкой суда и тем своевременным и добровольным извинением, которое он принес перед публикой на страницах “Жизни Алтая”.
Ближайшие товарищи Гребенщикова по редакции отметили, что не видят никаких оснований для редактора, отстранятся от работы, хотя бы и на время.
За этим последовало аналогичное письмо и других сотрудников газеты.
Но лишь чернз несколько дней после этого Гребенщиков заявил, что он считает себя удовлетворенным письмом своих товарищей и приступил к работе.
Вот какие события последовали за одним, в общем-то, не столь уж обидным возгласом. Такова была нравственная атмосфера среди интеллигенции далеких теперь, предшествовавших первой мировой войне, лет. Перенести бы ее в нашу литературную среду, где происходят схватки из-за помещения и сжигают чучело всенародно известного поэта. Да и в парламент, где можно оттаскать за волосы женщину и сорвать крест со священнослужителя.