Гребенщиков, к сожалению мало известен современному читателю. Он уехал из России относительно молодым, тридцативосьмилетним человеком, успев поработать в литературе и журналистике около четырнадцати лет. Если включить сюда годы профессионального ученичества, которые необходимы каждому писателю, срок получается совсем малый. Большую часть жизни писатель провел за рубежом, сначала в Турции и во Франции, и с 1924 года в США, где прожил сорок лет.

Правда, за немногие годы литературной деятельности не родине Гребенщиков опубликовал повести “В полях”, “Ханство Батырбека”, “Любава”, рассказы “Свора”, “Старый Бергайер”, “Волчья жизнь”, “Лесные короли”, “Змей горыныч” и другие произведения. Написал первый том знаменитой эпопеи “Чураевы”. Еще в то время высокую оценку творчества писателя-сибиряка давали Горький, Короленко, Шишков, им восхищался Шаляпин, надеждой русской литературы считал его Куприн. Но с отъездом Григория Дмитриевича за границу его имя, как имена большинства писателей русского зарубежья, почти не упоминались в печати. Забыт был и Гребенщиков-журналист, что особенно обидно для барнаульцев, так как здесь он работал в газете “Жизнь Алтая” и одно время был ее редактором.

Чтобы выяснить, откуда у радиолюбителей школы особый интерес к Гребенщикову, нужно снова вернуться к личности Александра Борисовича Фирсова, точнее, к его семейному прошлому. Прадед инженера и педагога Александр Платонович Фирсов жил в селе Выдрихе. Инженер как это нередко делается сейчас в сибирских семьях, написал краткую родословную Фирсовых. О Выдрихе там говорится: “Даже на самой хорошей карте из тех, что продают иногда в наших магазинах, вам не найти этой маленькой деревни. Думаю, однако, отыщется рабочий поселок Шемонаиха в Восточном Казахстане. Выдриха – рядом”.

А недалеко от нее расположено село Николаевское, чаще именуемое Николаевским рудником. Там в многодетной семье горнорабочего родился будущий писатель Георгий Дмитриевич Гребенщиков.

Гребенщиков был знаком с семьей Фирсовых. По семейным преданиям, Александр Платонович помогал писателю в путешествиях по Убе, вместе с сыновьями этого богатого крестьянина и купца, который торговал лесом, построил мельницу, имел пасеку, молоканку. Георгий Дмитриевич ездил в Петербург.

Семью Фирсовых Гребенщиков упоминает в очерке “Река Уба и убинские люди”, опубликованном в одиннадцатой книжке Алтайского сборника (издание Алтайского подотдела Географического общества). В этом очерке говорится: “…в очень типичной деревне Выдриха сохранилась старина средневековой Руси. Особые представители крестьянской патриархальности могли бы служить материалом не только для литератора, но и для художника. Это не просто крестьяне, это богатые и умеющие сохранить свое достоинство бояре. Таковы местный крестьянин А. П. Фирсов, Степан Солдатов, Сухоруковы, Сидоровы и много других.

…У Фирсовых два сына, оба почти по-европейски воспитаны, бывают в Москве и ведут крупные торговые дела своего отца”.

К сожалению, ни один исследователь творчества Гребенщикова не обратил внимание на интересный факт. То, что выдрихинские “бояре” могли “служить материалом” для литератора, Георгий Дмитриевич подтвердил собственным творчеством. Он упоминает Александра Платоновича Фирсова, а главный герой его эпопеи “Чураевы” - Фирс Платонович Чураев. И хотя Гребенщиков не называет Фирсова прототипом Фирса Чураева, многое в романе говорит за это. Даже начинается роман-эпопея с картины лесосплава. Фирс Чураев отправляет по реке готовые в путь по большой весенней воде двенадцать плотов леса. А через несколько страниц возникает и пасека: триста ульев-лежаков беспорядочно, как стадо овец, разбросанных на цветистом косогоре. И весь старообрядческий уклад семьи Чураевых, видимо, отчасти списан с семьи Фирсовых.

Америке Гребенщиков не забывал Россию. “Когда я вспоминаю свою Родину, то мои мысли о ней складываются, как псалом”, - писал он. В тридцатых годах в коммуну на Николаевский рудник пришла посылка с изданным в США на русском языке журналом “Зарница”. В журнале был дан обзор литературной деятельности Гребенщикова. Вместе с книжкой журнала Георгий Дмитриевич слал добрые пожелания и деньги “на развитие комуны”, которая, кстати, носила названия “Зарница”.

Но вернёмся к просьбе барнаульских радиолюбителей, адресованной Биллу-Шухману. О том, как она выполнялась, сам Билл написал в статье “Маленький мир любительского радио”, опубликованной в американском журнале “Всемирное радио”. Он связался с хранительницей деревни Чураевка (штат Коннектикут) русской женщиной Ниной Сергеевной Соболевой. По просьбе Билла в 1989 году Нина Сергеевна написала письмо Александру Борисовичу Фирсову. Завязалась переписка. В письмах Соболевой и в рассказах американских радиолюбителей есть в числе прочих детали из жизни Гребенщикова, которые не были известны раньше.

Деревня Чураевка родилась на месте поселения, которым владел внук Льва Толстого. Покупка состоялась случайно. Внук великого писателя нуждался в деньгах и брал в долг продукты в магазине. Хозяин магазина однажды сказал ему: “Что это, вы принадлежите к такой фамилии, а все в кредит да в кредит продукты берете?” - “Нет денег”. – “А вы продайте свое селение”. – “Кто его купит?” - “Предложите вот этому господину”. Торговец указал на находившегося здесь Гребенщикова.

- В Чураевке жили многие русские люди. Бывал в этой деревни и Николай Константинович Рерих. Там есть много его работ.

Когда в Москве готовился варварский акт разрушения храма Храма Спасителя, Георгий Дмитриевич решил построить в Чураевке часовню Сергея Радонежского, чтобы молиться за сохранность русской национальной святыни. Архитектурный чертеж часовни создал Н.К.Рерих, расходы по строительству взял на себя Гребенщиков.

“В этой часовне, - пишет Нина Сергеевна Соболева - мы с мужем были венчаны. В ней совершались и другие бракосочетания”.

Сейчас в деревне Чураека и часовня Сергия Радонежского занесены в государственный реестр исторических памятников США.

Василий Чураев нашел время проехать по городу. Минуя Конюшенную площадь, повернул налево “к берегу огромного с зацвелою водою пруда”. “У самой плотины пруда, сделанной прочно и на много сотен лет тяжелым крепостным трудом, стояли вросшие в землю каменные здания старика-завода. С облупившимися боками и полусгнившей шапкой-крышей, завод стоял как раненный или избитый старый николаевский солдат, опираясь на многочисленные израненные временем колонны, как на костыли”.

Побывал один из героев книги “Чураевы” и в краеведческом музее, где видел модели шахт, образцы руд, модель машины Ползунова, “черный чугунный бюст” Акинфия Демидова. Посетил он и богадельню для горнорабочих, где встречал стариков, которые хвалились тем, что отработали на царском заводе полвека, а один на вопрос “А тебе, дедушка, сколько лет?” – ответил: “Сто пятый, батюшка. Пяти государям послужил”.

Но самое главное знакомство с жизнью и творчеством Георгия Дмитриевича Гребенщикова в Америке заставляет в корне изменить установившееся мнение о том, что эмиграция, оторванность от истоков своего творчества не позволили ему создать подлинно значительных произведений. Должен признаться, что вслед за другими, в том числе таким всегда основательным и вдумчивым исследователем как Н. Янковский, это повторял и я в своих книгах “Однополчане” и “Барнаул”. Недавно на эту ошибку мне справедливо указал внучатый племянник Гребенщикова писатель Игорь Юровский.

Прочитав “Былину о Микуле Буяновиче”, Н. К. Рерих сказал: “ Простота, Красота и Бесстрашие окружают творчество Гребенщикова. Радуюсь Сибири, взрастившей этого большого человека”. Этот отзыв перекликается с отзывом Ф. И. Шаляпина, данным по прочтении первого тома “Чураевых”: “Горжусь, что я русский, и сожалею, что я не сибиряк”.

А Константин Бальмонт о знаменитой “Былине…” отозвался поэтически: “Эта книга – событие. Это слиток силы. Светлая лесная Криница”.

В заключение несколько слов из письма Нины Сергеевны Соболевой к инженеру Фирсову о смерти Гребенщикова и его жены: “Гребенщиков умер 11 января 1964 года и очень скоро, приблизительно через 10-15 дней, умерла его жена Татьяна. Оба во Флориде, в городе Лэйклэнд. И там же они похоронены. Они обычно ездили во Флориду зимой и там работали в колледже. Перед смертью, приблизительно за шесть лет, у него был сильный удар, и он лишился речи, практически стал инвалидом, но всегда был в здравом уме”.
Заканчивается это письмо замечанием Нина Сергеевны о том, что Знакомство с Гребенщиковым помогло ей понять, почему Николай Рерих так восхищался Сибирью.

Алтайская Правда, 13 марта 1993 г.