Можно было бы написать отдельный том о причинах столь медленного выпуска последующих томов эпопеи “Чураевы”, но что толку в многословном объяснении причин? Факт налицо, за эти долгие сроки я растерял своих читателей: одних уж нет, а те далече, а многие, самые верные и чуткие, трогательно ждавшие продолжения, просто устали ждать. И все-таки все еще идут запросы о последующих выпусках и законные упреки за их промедление. Не в оправдание, а для осведомления тех, кому это интересно, считаю своим долгом напомнить, что после выпуска шестого тома эпопеи, вышедшего тринадцать лет тому назад, не только авторские планы и надежды подверглись изменениям и испытаниям, но и облик всего мира искажен и обесчеловечен.
Тем не менее в течение всех этих долгих лет я не бездействовал, а неустанно, физическим и умственным напряжением, таранил и преодолевал невероятные препятствия на пути к возможности продолжать свой труд и не дать погаснуть фактической и символической чураевской лампадке… Эта борьба за огонек русской духовной культуры была так многообразна, многосложна, материально убыточна и неблагодарна. Прежде всего на каждом шагу приходилось защищать и утверждать доброе имя исторической России и обезмолвленного ее народа, не только путем сотен лекций и при посредстве статей и книг на иностранных языках, но и на профессорской кафедре американского университета и даже в Сенате Соединенных штатов Америки, и в особенности путем специальных манифестаций в Чураевке. А самое основное – построение и развитие Чураевки без средств и посторонней помощи, своеручное в ней книгопечатание и посильная помощь перемещенным лицам в Европе, а потом и здесь, в Америке. Все эти действия, я думаю, являются лучшею, живою иллюстрацией к эпопее “Чураевы” и примирят читателя с такой медленной, воистину эпической поступью самой эпопеи. Для тех, кто знает путь нашего жертвенного пионерства в Америке, должно быть приятно узнать, что мы не сдались, не разорились, не отступили от своих идей и вот выпускаем наконец следующий, седьмой, том эпопеи. Надеемся выпустить и остальные уже не с такими интервалами. Сочтем, что все к лучшему и что “и это пройдет”…
Не скрою, однако, что не легко мне было после тридцати лет разлуки с родиной мысленно переключаться из атомного века Американской цивилизации в архаический быт далекого Алтая и, в компании с последними в чураевском роду, спускаться с гор в прозаические равнины, уже охваченные ветрами революции семнадцатого года. Но тут благосклонный читатель имеет возможность уже сам судить, насколько верно служит мне моя память и владею ли я силою литературного воображения.
В заключение не могу не выразить глубокой благодарности моей сотруднице и спутнице жизни, Татьяне, неустанному подвигу и типографскому искусству которой я обязан тем, что мои книги, хоть и медленно, выходя в свет.
Георгий Гребенщиков
Март, 1952 г.
“Если змей ужалит без заговаривания, то уже
нет пользы в заговаривателе”.
Екклесиаст, Гл. 9, стих 11
“… Ох, ветер, вихорь! Зачем ты, господине,
развеял по ковылям мое веселье?”
Плач Ярославны, из Слова о Полку Игореве