Г.Д.Гребенщиков
Там, где капризная Таинша стремительно пробегает последние шаги своего красивого пути и с шумной песней падает в объятья богатыря Таргына, громадные серые утесы почтительно расступились... Будто гигантские гранитные витязи, учтиво дали они дорогу игривой молодой чете и, умолкнув, прислушиваются к ее страстному говору... И вся широкая и круглая долина, охраняемая неприступными стенами и устланная живыми зелеными коврами, кажется ареной грандиозного цирка, по которой красивые реки торжественно несутся дальше, к угрюмому дедушке Иртышу...
еперь по берегам их, прячась в дубравах и припав к лугам, сереют кем-то, должно быть, огромным и могучим разбросанные казахские аулы. Лениво пасутся безобразные верблюды и флегматичные коровы; обвиваясь густыми хвостами, ходят чуткие кони; по склонам гор виднеются бараны, а по уступам скал лепятся солидные и бородатые козлы...
И даже самые обыкновенные полосы пашен ютятся тут- же, вблизи от аулов, мешая свободной пастьбе скота... Они тощи и узки, как обрезки от парчовых тканей и виснут на склонах гор, как приколоченные для просушки на жгучем солнышке.
По всему видно, что казахи пришли сюда с раздольных степей не вольной волей... Их пригнала сюда с равнины большая сила -- русская мужицкая нужда, пришедшая из-за Урала...
Не то было раньше, когда седых степных ковылей не касался ненасытный плуг и когда по широким степям, как по зеленому морю, было где разгуляться казаху...
Тогда дремучие таргынские леса еще не трогал топор, а над долиной Таинты носились одни только беркуты, высматривавшие лисиц и глухарей... И только летом иногда где-либо на высокой горе появлялась белая юрта кочевника, да и та не надолго..
.Вот тогда еще жил в Тарыгыне охотник Болекей...
С тех пор прошло уже много времени: доживает свой век четвертое поколение, аксакалами стали уже правнуки Болекея...
А все еще живо и ясно воспоминание о нем и пойдет оно из рода в род, пока цел будет казахский народ.
Молодой и красивый, смелый и сильный Болекей, как вольный ветер носился по степям и горам казахского края на своем борзом коне с быстрокрылым беркутом на рукавице...
Ни один волк и ни одна лисица не уходили от него, лишь бы он завидел их своим зорким черным глазом.
Он выбегал на гору, срывал колпак с головы хищника, и тот взвивался в голубую высь под самые облака... Сделав два-три смелых круга над своей добычей, он молнией бросался вниз, вытянув вперед острые когти и вобрав голову в крепкие огнива своих крыльев...
Тогда Болекей во весь опор мчался с горы, прыгая через рвы и колоды, через камни и потоки, чтобы схватить смертельно борющихся птицу и зверя...
И опять, одев колпак на беркута и посадив его на рукавицу, Болекей мчался по лесу.
Отважен и красив был охотник Болекей, да только плохо кончил он: умер за понюх табаку!..
Было это так:
Полюбил Болекей красавицу Сагынчу, дочку богатого Бия. Посватался за нее, а Бий отказал ему.
- Что у тебя есть? -- спросил его Бий.
- Ничего нет у меня, кроме коня да беркута! -- ответил Болекей.
- Ну, и ступай ни с чем обратно. А когда захочешь приходить ко мне снова, привези мне сто соболей, двести волков да триста лисиц!..
Понял Болекей, что смеется над ним старый Бий, думает, что не сможет он добыть столько богатых мехов...
Уехал охотник, пересчитал все добытые им шкуры и хитро улыбнулся: не хватало еще столько же для калыма за Сагынчу.
И опять носился он по степям и горам целыми месяцами; не спал, не ел, только и думал о Сагынче и о том, как разгорятся глаза у жадного Бия, когда он привезет ему дорогие меха.
Каждую весну менял Болекей своих беркутов, доставая их из гнезда с высокого утеса над Таинтою.
Между тем, к отцу Сагынчи стали наезжать женихи из разных далеких мест.
Уже только несколько десятков шкур нужно было добыть, чтобы калым пополнился, когда Болекей с радостной улыбкой полез на опасный утес, чтобы взять оттуда пару новых молодых беркутов для осенней охоты.
Вот он, как цепкий муравей, ползет по отвесной скале все выше и выше, едва держась руками и ногами за узкие уступы... Вот он уже у прохладного отверстия, окрашенного белыми пятнами беркутиного помета.
Большие бесперые птенцы сердито раскрыли рты и защелкали клювами, а в высоте злобно заклекотали взрослые беркуты, шумно разрезая воздух...
Они с криком бросаются на смелого охотника и яростно хватаются за привязанный на спине его обманчивый клок сена...
Ничего не боится Болекей и ловким движением ловит и связывает молодых беркутов...
Вот они уже в овчиной сумке лежат возле него, а он, выбравшись на узкий уступ, садится отдохнуть и победоносно смотрит вверх на разъяренных родителей своих пленников.
И, счастливо улыбаясь, думает о прелестной Сагынче и о том, как скоро будет он ласкать ее в своей юрте и смеяться с ней вместе над жадностью ее алчного отца. Опьяненный сладкой мечтою, он забыл, что глубоко внизу открыла под ним свою каменную пасть страшная пропасть.
Достав из-за пазухи бычий рожок с табаком, он насыпал его на широкий ноготь большого пальца и, закрыв глаза, потянул в себя раз, еще раз и, не переставая думать о красавице Сагынче, сладко и свободно чихнул... Чихнул и полетел в пропасть, где через несколько часов на его теле сидели и алчно терзали его мясо хищные беркуты...
Так с тех пор утес над Таинтою и назвали казахи "Болекей ульген", что значит "умер Болекей"...
